Хроники Вторжения - Ярослав Веров

Полковник согласно кивал на каждое слово Эдика. Когда Эдик закончил, достал из упаковки три банки пива, поставил на стол и сказал:

—Ну, чокнемся, что ли, за удачу?

Голос у него был усталый, старый. И я вновь, на этот раз в обратную сторону, переменил о нем мнение. Теперь полковник виделся мне старым, больным человеком, но по-хорошему суровым. Чем-то он в этот момент мне отчима напомнил, царствие ему небесное.

– Что, мужики, вечер закончен? – спросил Эдик и глянул на полковника. – Гасим свечи и по домам?

– Что ж, наверное, так. Надо взять шофера с турбазы, здесь есть, – сказал полковник.

– Да нет, я поведу, – небрежно бросил Эдик и, подхватив свой баул, направился к выходу из бара.

Сна ночью не было никакого. Ириша проснулась среди ночи, увидела, даже наверное почувствовала, что я не сплю, и спросила:

– Тебе что, плохо? Печень?

– Печень, Ириша.

Я не стал пугать свою девочку инопланетными монстрами, пусть думает, что печень.

– Ты лежи, я принесу «ношпу».

Она принесла две таблетки, стакан фильтрованной воды. Фильтр Ириша заставила купить еще перед свадьбой, чтобы больше ни дня мой организм не страдал от ужасной водопроводной отравы.

– Я так и знала, что вы напьетесь. Все рыбалки этим заканчиваются, – философски вздыхала она, пока я глотал таблетки.

– Просто ты сериалов насмотрелась.

– Я сериалы не смотрю из принципа, чтоб ты знал.

– А как же «Девушка по имени Судьба»?

– А это исключение. Я его урывками смотрела, из-за Светки, все уши прожужжала... Легче не стало?

– Стало, Ириша. Очень даже стало. Ты такая у меня теплая. С тобой так легко на душе делается...

– Ой, ладно тебе. Знаем мы вас.

Она забралась под одеяло и уютно прижалась ко мне.

– Спи, мой алкоголик.

Я тихо вздохнул. Знала бы ты, моя пташка, как здорово быть алкоголиком, а не марсианским оборотнем.

Под утро я проснулся. Приснилось, что сердце вырвалось из груди и полетело незнамо куда. Я рванулся за ним и проснулся. Какая-то жуть мне примерещилась. Словно меня перемешали, я стал крошевом, ворохом страхов и темных фантазий. Чтобы как-то не затеряться среди этого бреда, из страха сойти с ума, попытался вспомнить что-то важное, что-то ударное. И вспомнил Иришу. Да вот же она, лежит рядом.

И тогда я заплакал Нелепая и пугающая фантазия стала мучить меня. Вообразилось, что сегодня меня не станет. Сердце вон уже во сне полетело. А днем и вовсе исчезну. И останется она одна посреди этого грязного отравленного мира. Она ведь не готова к этому. Я ведь ее прямо из родительского гнезда взял. Она и соблазнов ведь не успела вкусить. А теперь закружится-завертится хоровод, маята. Согнут ее злые люди, поломают. Может у нее, из всей жизни и останется одно лишь светлое воспоминание; как мы познакомились, как я приходил чуть ли не каждый день к ним в гости, она угощала, шутили, смеялись; родители ее меня конфузились, старались выглядеть серьезно, и она была на равных с ними, впервые в жизни; потом свадьба и венчание, и эти ошалелые дни радости. А без меня ничего уже не будет хорошего...

Не знаю, куда бы я так зашел в своих фантазиях. Слезы текли на подушку, а я все больше и больше приходил в отчаяние. Но она, моя радость, даже во сне ощутила мой страх и вдруг положила свою ладошку прямо мне на сердце. И все мрачное вмиг ушло, испарилось. Я закрыл глаза и удивительно быстро заснул.

Во второй раз меня, нас обоих, разбудил телефон. Я поднялся, посмотрел на свое сонное счастье и поплелся в коридор. Интересно – даже не вспомнил, что мне должен был звонить этот молодой человек, Роман.

– Не разбудил, Викула Селянинович? – это был он.

– Добрые люди в это время уже скачут, деньги зарабатывают, – коряво пошутил я. – Да вот, спал. А вы?

Что именно я хотел спросить, моя еще не проснувшаяся голова и сама не знала.

– Я звоню по поводу нашей с вами встречи. Я договорился в «Бодриусе» на двенадцать.

– А у них там не будет перерыва? – зевнул я.

– Трудоголики там. Мы с издателем во время перерыва побеседуем.

– Как с издателем? – вмиг проснулся я.

Издатель – это бог-громовержец, ему полагается быть выше редакторских туч и мелких проблем окаянных горе-писателей.

– А о чем мы будем говорить? – испугался я.

– Я ему рассказал о ваших последних трех вещах. Не тех, что вы с Татарчуком пишете. Нам надо будет выбрать две из них.

И я в этот момент вспомнил, что Роман как бы не совсем и Роман, а вроде как... чушь собачья какая-то, вроде, что и не человек. Что за дела?

– Роман, извините, а вы... – я осекся, но преодолел себя и закончил вопрос: – вы марсианин?

– О чем вы, Викула Селянинович? – удивился мой собеседник. – Марс – мертвая планета, какие могут быть марсиане?

Я с облегчением вздохнул. Ну его, этого Эдика к лешему. Я моментально переключился на деловую волну.

– Во сколько и где встретимся, Роман?

– Давайте в кафе «Пегас» на Цветном бульваре. В одиннадцать. И рукописи не забудьте.

И день был такой же здоровый, солнечный, как и вчера. И я опять обрел свое радостное состояние духа. И был готов ко всяческим разговорам, встречам, переговорам. Что мне тот издатель? Тоже живой человек, пусть и богатый как... Стоп, Викула, не туда. Человек и человек, все мы, в общем, люди. Кроме тех, кто марсиане. Я улыбнулся. А марсиан, как известно, не бывает.

* * *

В то, время, как Викула собирался на рандеву, в квартире Романа кристаллизовался перс. Возник на кухне, под потолком. И спланировал вниз, прямо за спину Романа, который, сидя на табурете, созерцал в экране горный пейзаж.

– Весьма эффектный фокус, – не оборачиваясь, произнес Роман. – Падаешь в детство, патриарх?

– Я здесь вместо халдея, – как ни в чем не бывало ответил перс. – Тот милостиво согласился, терпеть Землю лишний день ему невмоготу. Несварение наступило. Сейчас запахи жареного барана и вина витают по всему марсию.

– Давно ты не шутил, перс.

– Почему бы не пошутить? Ибо халдей, удрученный Землей, и в самом деле умудрился перевести потребленное здесь вещество в трансфизическую субстанцию. Подозреваю, за этим и напросился сюда.

– Ну, а что кроме шуток, перс?

– Ты, я смотрю, тоже питаешься, латин?

– Настраиваюсь на разговор. Наш кандидат уже откуда-то узнал, будто я с Марса. Любопытный все же кандидат. Ты был прав, перс.

– А ты, конечно, знаешь, кто ему об этом сообщил.