Ветер. Ножницы. Бумага - Нелли Мартова

Когда от голода подвело желудок, Софья съела пирожок с яблоками возле замызганного киоска и выпила стаканчик невкусного растворимого кофе. Сырость пронизывала до костей, кончики пальцев стали ледяными, но в тепло не хотелось. Пусть будет холодно и мокро, так же, как на душе. Серое влажное время тянулось бесконечно, вместе с ветром перебирало грязными листьями, играло тучами и обдавало едкими брызгами из луж. Когда бледное лицо города накрыл серой вуалью ранний осенний вечер, она наконец-то пошла домой, почти с радостью, продрогшая насквозь и голодная.

Горячий душ подарил короткие минуты блаженства. Жаль, нельзя прямо в махровом халате устроиться на диванчике и выпить кружку бульона. Родители не поймут. Пришлось переодеться в приличный домашний костюм и спуститься к ужину. Слава богу, отец был озабочен какими-то рабочими проблемами и не приставал с дурацкими расспросами.

После ужина Софья долго сидела перед компьютером и не решалась открыть блог Димы. Рядом лежал раскрытый альбом, поблескивали визитки. Чему она больше обрадуется? Если открытка сработала или наоборот? Она набрала в грудь побольше воздуха и набрала знакомый адрес. Когда она прочла последнюю запись Димы, ей стало трудно дышать. Сказать, что она была удивлена, – ничего не сказать.

Что все это значит?

Сработала открытка или он сделал это сам?

А Семен… как же она в нем ошибалась!

И самое главное – родная нота – то глубинное, неповторимое, взрывоопасное и одновременно нежнейшее в мире чувство, которое она так редко испытывала рядом с людьми раньше и все чаще ощущала теперь – с Магриным, с Надеждой Петровной, – оно звучало в сообщении Димы в полный голос. И даже не столько в самом сообщении, сколько в том, что еще было в этой записи. Потому что было в нем удивительное и неповторимое. Такое, что она сразу забыла про мокрый и скользкий сегодняшний день. Она утонула в потоке комментариев – от восхищенных до рассерженных – и поспешно свернула страницу.

Нет, ну какие же они противные – эти подростки! Скажи Семен сразу, в чем дело, и Софья не мучилась бы так долго, и не мокла бы сегодня целый день под дождем, и, может быть, сделала бы совсем другую открытку. Надо было поверить своему первому впечатлению, ведь сначала он ей понравился! Но как можно доверять подростку, который хочет помешать собственному брату устроиться на отличную работу?

И все-таки сработала открытка или нет?

Софья взяла голубую визитку. Тихо, на цыпочках, спустилась на кухню, забрала форму со льдом, которую специально положила в морозилку еще вчера. Она вынимала кубик за кубиком, катала их по визитке, пока лед не таял. Странно, но карточка не размокала, оставалась твердой. Семен выходить на контакт не хотел.

Софья водила ледяным кубиком взад и вперед, а думала почему-то о близняшках-операторах Валечке и Олечке. Может быть, потому, что думать о Семене и Диме не было сил.

Отношения между сестрами всегда казались ей натянутыми, она ловила струнки недовольства друг другом и мелочного раздражения. Олечка всегда жаловалась, что с Валечкой совсем никакой жизни нет – все время заставляет то работать, то учиться, то полы мыть и не пускает в ночные клубы. Кажется, что разница в возрасте между ними составляла не восемь минут, а восемь лет. Софья была единственным ребенком в семье и думала, что братья и сестры, тем более двойняшки, должны быть самыми близкими друг другу людьми, как муж с женой, или даже еще ближе. Подсознательно она искала волну нежной привязанности, родственного тепла, но все время ловила лишь гнетущую рябь взаимного недовольства и ссоры. Она не понимала, почему Валя шпыняет свою сестренку, такую непосредственную и живую, зачем загоняет ее в унылые рамки работы и учебы? Но теперь, после того как она так ошиблась в Семене, ей вдруг захотелось присмотреться к сестрам поближе. Что, если она чувствует только внешнюю, поверхностную сторону? И если это касается не только Валечки и Олечки? Софья словно нащупала новую дверь в иное измерение – то, где можно чувствовать тоньше и проникать глубже. Она пока не видела ее и не могла открыть, только ощущала пальцами шероховатое дерево и холодную металлическую ручку, но ей было любопытно, так любопытно, что даже захотелось пойти завтра на работу.

Софья вздрогнула – ледяная визитка наконец-то отозвалась.

– Привет. Чего хотела? – услышала она, едва прояснилось перед глазами.

Вид у Семена был недовольный, похоже, она отвлекла его от чего-то интересного. Телевизор ничего не показывал, голубые стены освещал тусклый и неровный свет, барная стойка слегка подтаяла. Визитка откликается на настроение своего владельца.

– Хотела напомнить насчет своей открытки на обмен, – ответила она.

– Какой обмен? Мы же договорились, обмен будет, когда твоя открытка сработает. А она не понадобилась.

– Откуда ты знаешь? Может, это как раз она и сработала?

– И чем ты это докажешь?

Софья молчала.

– И потом, мы же договорились, что он должен облажаться. А он сам отказался от этой работы. Понимаешь, сам!

Софья помотала головой.

– Он читал открытку. Он читал ее перед тем, как зайти в офис. Я видела своими глазами.

– Ну хорошо. И что в ней было? – Пацан сложил руки на груди и задрал подбородок.

– Феллини. Я сделала рекламную листовку, под ретроспективу Феллини. Найди ее, она все еще должна быть у Димы, в кармане плаща.

– Я имел в виду, как именно она работает, твоя открытка?

Софья молчала. Она и сама не знала. В конце концов ответила вопросом на вопрос:

– А ты сам всегда знаешь, как работают твои открытки?

Семен молча покрутил пальцем у виска. Выходит, даже в мире скрапбукеров Софья – странная личность.

– Почему ты мне сразу все не рассказал про брата?

– Я профессионал. Я не спрашиваю у людей, зачем им открытки. Надеялся, что ты тоже кое-что уже понимаешь в этом, – он саркастически усмехнулся. – Нет, все-таки из девчонок редко получаются хорошие скрапбукеры.

– Значит, ты не сделаешь для меня открытку?

– Нет, конечно, – он ухмыльнулся.

– Жалко, что нельзя прокрутить этот день назад и посмотреть, что бы произошло, не отдай я Диме свою открытку, – она сказала это вслух самой себе, а потом обратилась к Семену: – Ты помогаешь ему открытками? То, что он делает, – это настоящее чудо, тут не обошлось без Меркабура, я его прямо-таки чувствую.

– Как же! Он принципиальный, никакого скрапа не признает, да и не нужен он ему. У него талант. Мы с ним вообще парни талантливые.

– Ты точно совсем не хочешь мне помочь? – последний раз спросила она на всякий случай.

Спросила и тут же мысленно себя обругала. Ну и зачем? Тон вышел дурацкий, будто она что-то выпрашивает у подростка. Впервые в жизни она пожалела, что у нее совсем нет отцовских качеств. Уж он бы на ее месте управился с пацаном одним только взглядом.