Привидения являются в полдень - Анна Малышева

Но что теперь — Катя не успевает узнать. Внезапно все меняется — куда-то исчезает Шорох. В классе становится холодно и быстро темнеет… Она смотрит на тополь за окном — его ветки мечутся как сумасшедшие. «Начнется дождь…» — думает Катя. И действительно, первые капли уже ударили в подоконник. Ира Ардашева встает со своего места и, ни слова не говоря, уходит из класса. За ней медленно, как будто загипнотизированная, выходит Лика. Катя смотрит на Лену. Та, очень бледная, тоже поднимается с места. Кате становится страшно. «Лена, постой!» — пытается крикнуть она и хватает подругу за рукав пиджака. Ей нельзя дать уйти, мелькает у Кати в голове, если она уйдет, то все пропало… Но пиджак Лены как будто тает у нее — в пальцах, и Лена тоже исчезает в дверях. В классе становится совсем темно, шум дождя усиливается. Катя уже ничего не видит, ей хочется обернуться, чтобы увидеть Диму и Олю, убедиться, что она не осталась в этой темноте совсем одна. Но обернуться она не может… Она снова пытается крикнуть, и теперь звук все же вырывается у нее из горла, она кричит, кричит…

— Катя!

Теплая рука трясла ее за плечо. Катя распахнула глаза и услышала наяву отзвук своего крика. Ей было холодно, шел дождь — она слышала резкий стук капель по стеклам окна. В первый момент она подумала, что все еще продолжается ее сон, и сжалась от страха. Но лицо Димы, — встревоженное, близко придвинувшееся к ней, — вернуло ее к реальности. Она тяжело перевела дыхание и прижалась головой к его плечу.

— Кошмар!

— Сон приснился?

— Отвратительный… Спасибо, что разбудил… Мне так дурно…

— Ты кричала… — Дима провел пальцами по ее лицу. Теплые, живые, дружеские прикосновения… Катя прижалась еще теснее и снова вздохнула:

— Я расскажу тебе… Спать совсем не хочется… Который час?

— Четвертый… Я тоже не усну… Бедная, как ты крикнула! Что тебе снилось? Может, зажечь свет?

Его рука потянулась к светильнику над кроватью, но Катя перехватила ее:

— Нет, не надо… Мне так легче прийти в себя… Ты рядом, и все нормально… Кошмар кончился…

— Спасибо. Я, значит, тебе вместо света… Ну, что там было такое?

— Знаешь… — Катя шептала, обдавая горячим дыханием его шею. — Мне снился наш класс, где мы занимались французским… Шорох и все мы… Ты там тоже был…

— Ну, это разве что во сне… — пробормотал Дима. — В реальной жизни я редко ходил на французский… Хотя Шорох и говорил иногда, что у меня недурные способности к языку… Ну и что было дальше?

— Шорох сделал перекличку, и только хотел вызвать кого-нибудь отвечать, как вдруг исчез… И вслед за ним исчезли Ира, Лика и Лена. В классе стало темно и жутко. Знаешь, мне показалось, что вокруг меня — сама смерть… Это была обычная темнота, но в ней… Словно пахло смертью.

— Это как? — поинтересовался Дима, не слишком впечатлившись рассказом Кати. — Какой-то особый запах? Мертвечины?

— Нет… Никакого запаха, я же говорю — словно пахло… Но у меня было такое чувство, словно она — вокруг и уже почти во мне…

— Да, неприятно, — согласился Дима. — И все же это не повод, чтобы провести остаток ночи без сна…

— Спи на здоровье, если хочешь… — Катя отстранилась от него и села на край постели. — Я, пожалуй, посижу на кухне…

— Кать, не надо так впечатляться каким-то сном, — попробовал успокоить ее Дима. — Ляг и увидишь — скоро уснешь! Ты и без того вымоталась за эти дни. Ведь сейчас снова станешь думать про своего несчастного мужа-маньяка, я ведь знаю!

— Не ревнуешь, надеюсь? — Катя встала и нашарила на полу «гостевые» тапочки, которые выдал ей Дима. — Ты спи, — я посижу… Не бойся, ничего крамольного думать не буду…

— Подумай лучше про нашу свадьбу! — попросил ее Дима и перевернулся на живот. — А я буду смотреть ее во сне. Надеюсь, я не закричу.

Катя ушла на кухню. Там окно было открыто, и на подоконнике уже собралась вода — дождь припустил не на шутку. «Надеюсь, к утру он кончится, — подумала она. — Иначе я промокну, зонтика у меня нет… Правда, теперь на работу меня отвезет Дима…» Она вспомнила о пакете с маскировочной одеждой, который лежал дома, в ее комнате, в шкафу… «Может быть, Игорю придет в голову порыться в моих вещах? — подумалось ей. — Тогда все пропало… Впрочем, что теперь может пропасть? Все пропало и так. Дима сказал — шантаж. Но чем Ира могла его шантажировать? Тем, что я узнаю про их связь? А была ли связь? Были ключи от Ириной квартиры, был Игорь на балконе… Значит, что-то было… А Ирино отношение ко мне в последнее время? Что-то переменилось, что-то явно переменилось… Куда-то делось ее спокойствие, и она стала жесткой, замкнутой больше, чем обычно… Она стала не похожа на себя… А может, только тогда и стала похожа на себя? Может быть, все остальное время она притворялась моей подругой? Кто знает…»

Ей пришло в голову, что Иру должны хоронить на днях. «А я ничего пока не знаю… Сама обещала помочь и не позвонила до сих пор ее матери… Надо будет позвонить, возможно, я проворонила… Впрочем, она сама откликнулась бы, позвала меня… А может, и не откликнулась бы… Тимур меня на похороны Лики вряд ли позовет — не того характера человек… Да и подруг у нее было много, из тех, что живут поближе и работали вместе с ней… А потом будет Лена. Вот ее родне и надо было позвонить! Наташу я помню. Хорошая девушка… А ее муж?! А дочка… Похороны — одни за другими… Ира, Лика, Лена…» У нее в голове снова прозвучала перекличка из сна: «Ардашева! Вальковская! Напалкова!» Катя вдруг замерла, глядя в окно, как глядел во сне Шорох. «Ардашева, Вальковская, Напалкова… „А“, „В“, „Н“… Ира, Лика, Лена… Они умерли по алфавиту, так, как были записаны в школьном журнале… „А“, „В“, „Н“… Умерли и вышли из класса… Одна за другой — подряд… Как будто их фамилии назвал не Шорох, а кто-то другой… И они послушно встали и вышли в смерть…»

Кате снова стало холодно. Она машинально поднялась и закрыла окно. Включила две конфорки на электроплите, выпила стакан воды… В голове у нее наступило какое-то странное прояснение — все мысли как будто залило ровным ярким светом. Она снова повторила про себя фамилии подруг: «Ардашева, Вальковская, Напалкова… Случайность? Или строгая закономерность? Что может быть случайным в таком деле, где их ничто не связывало, кроме того, что они учились в одном классе? Следователь сам сказал мне, что существует только эта связь… Только эта… А что их связывало помимо класса? Ничего. А в классе? Что, кроме дружбы?» И она сама себе ответила: «Наши совместные занятия во французской группе… Как я раньше не понимала?! Мы все учились в одной группе, и еще поэтому так тесно дружили — чаще бывали вместе…»

Катя остановилась посреди кухни и прикусила губу. Огляделась по сторонам, словно кухонная обстановка могла дать ей ответ. Но на какой вопрос? Она и сама этого пока не знала. Но чувствовала, что вопрос повис в воздухе. Катя зашагала по кухне, пришаркивая тапочками, которые были ей велики. Шарканье навело ее на мысль о Шорохе.

«Бедный Владимир Иванович… Он знал, как мы его зовем, — как-то случайно услышал наш разговор с Леной… Мы думали — будут какие-то репрессии, какая-то месть… Шорох похож на тех, кто мстит. Но ничего подобного не было. Те же улыбки, те же комплиментики перед занятием — это обязательно… В сущности, человек он был беззлобный… Зимой я его видела на вечере встречи. В феврале. Десять лет спустя… Из нашего класса пришли немногие — кто забыл, кто не хотел, а кто просто не смог… Но мы все были — Лика, Лена, Ира и я… Димы не было. И кажется, не было этой странной девочки — Оли Уфимцевой… Если бы не сон, я ни за что не подумала бы о ней… А ведь она тоже входила в нашу французскую группу… Отвечала, правда, очень редко и всегда как-то вяло… Хотя всегда знала урок. Кажется, она училась неплохо… Что я еще помню о ней? Лика ее травила… Правда, слабо. Оля никому ничего не отвечала — проходила мимо… Да, всегда проходила мимо — и прошла мимо меня… Я совсем забыла о ней…»