Очарованная - Бет Чиотта

— Нам нужно поговорить.

— Нам не о чем говорить. — Боже, как же от него приятно пахло — кедром и мускусом! Изысканный одеколон, как и одежда, был одного из самых престижных брендов. Однако блестящая наружность скрывала сердце торгаша, способного всучить что угодно и кому угодно. Если ослабить бдительность, и пяти минут не пройдет, как он заставит ее поверить, будто все эти актрисульки сами прыгали к нему в постель, а его единственная настоящая любовь — это она, Софи. Чаз — он такой, любую заговорит.

Мужчина схватил ее за другой локоть и притянул к себе. Его спокойные синие глаза манили, как безмятежные воды Карибского моря.

— Я извинился.

Софи сжала волю в кулак и добавила в голос металла.

— Присылать мне конфеты и розы теперь — все равно что накладывать бинты на ампутированную конечность.

Чаз укоризненно покачал головой, как взрослый, глядя на неразумного ребенка.

— Ты всегда питала слабость к мелодраматическим сценам. Ядовитый укол. Хорошо же. Больно. Еще лучше.

Софи ухмыльнулась.

— Я? Питаю слабость к мелодраматическим сценам? Я, профессиональная актриса? Представь себе.

— Я ошибся, дорогая.

— Я тоже. — Когда поверила твоим заверениям в любви.

— Я по тебе соскучился.

— Ты хочешь сказать, соскучился по комиссионным, которые получал от моих контрактов.

Чаз нежно обнял Софи, обволакивая взглядом заправского обольстителя.

— Поедем-ка домой.

Софи с трудом сглотнула. Небо над головой поблекло и стало пурпурным. Автоматически вспыхнул фонарь, окрасив сад в романтические тона.

— А я уже дома. — Какое странное ощущение. Как будто она не мечтала вырваться из Джерси с тех самых пор, как только научилась ходить.

Чаз снова бросил взгляд на дом.

— Соседи — дикари.

Это по сравнению с Манхэттеном? Он что, рехнулся? Вглядываясь в ее лицо, Чаз провел большим пальцем по ее нижней губе.

— Я готов перевести наши отношения на более высокий уровень, София.

Сердце Софи затрепетало. И вовсе не от радостного предвкушения, а от ужаса: Чаз собирался поцеловать ее. Он собирался сделать ей предложение, а она была готова ему все простить.

Он по-хозяйски завладел ее губами, а его руки, скользнув вниз, опустились пониже талии. Чаз обожал ее крепкую, круглую попку. Его поцелуй ожег Софи губы, и она по всему должна была бы вспыхнуть. Но где же жар?

Когда Чаз оторвался от нее, на его лице играла улыбка — надменный изгиб губ, от которого Софи всегда таяла.

— Я могу дать тебе то, что ты хочешь, София, — надежность и бесконечное удовольствие в постели. Ты сущее наказание. — Его глаза шарили по ее лицу. — Но ты этого стоишь. Возвращайся в город и переезжай ко мне.

Переехать к нему? Ага, вот теперь наконец она что-то почувствовала — оскорбление, горечь предательства, ярость. В качестве любовницы сгодится, а на роль жены, стало быть, не тянет?

— Да пошел ты знаешь куда!

Но подлец — надо же! — лишь рассмеялся в ответ.

— Мне нравится, когда ты сердишься. — Он схватил ее правую руку и прижал к выпуклости в своих брюках. — Это означает обильный секс.

Софи поняла, что обескуражена, поскольку вместо того, чтобы, схватив его за яйца, заставить завыть от боли, отпрянула назад и влепила ему пощечину. Какой же он все-таки негодяй!

Чаз снова рассмеялся.

— Боже мой, до чего ты горячая! Давай-ка переместимся в дом, детка.

Он обнял ее за талию и повел к дому. Глаза Софи обожгли слезы. Секс, один только секс! И что? Она лучше остальных его любовниц делала минет, и поэтому теперь он хотел держать ее всегда под боком, чтобы можно было воспользоваться в любой момент? Уничтоженная, Софи, спотыкаясь, поплелась вперед. Неудачница! Ну почему она не врежет ему как следует? Почему она только и может что плакать?

— Эй, ты, козел! Руки прочь от моей девушки!

Чаз застыл на месте, а потом медленно обернулся.

— Джозеф? — Вот черт!

Голос Софи едва не сорвался.

Друг Мерфи, выглядевший довольно мрачно, что, впрочем, только усиливало его привлекательность, угрюмо, угрожающе улыбнулся:

— Привет, детка. Прости, что припозднился.

В рваных расклешенных джинсах, в огромном болтающемся на нем черном свитере и вязаной шапочке, он смахивал на великовозрастную местную шпану. Почему он оказался здесь, Софи не знала, но он предложил ей способ сохранить лицо. Она смахнула слезы, надеясь, что уже достаточно стемнело и ни один из мужчин не заметит ее мокрых глаз.

— Я сама только приехала, так что… ты как раз вовремя.

Джо оттолкнул Чаза в сторону.

— Эй, не возражаешь? — Он взял Софи за руку и слегка потянул к себе. Она подчинилась и оказалась в его объятиях. Охотно. Естественно. От мужчины разило все тем же жутким одеколоном. Но Софи захотелось раствориться в нем. Джо кивнул на Чаза: — Это что за фраер?

Черпая силы в задиристой манере Джо, Софи метнула на своего бывшего уничтожающий взгляд:

— Торгаш. Но то, что он предлагает, мне не нужно.

Джо провел ладонью вверх-вниз по ее спине, успокаивая и одновременно разглядывая Чаза, а потом пожал плечами:

— Ты слышал, что она сказала, красавчик? Катись отсюда.

Чаз высокомерно ухмыльнулся, бегло окинул взглядом Джо и посмотрел на Софи.

— Не верю.

— А ты поверь. — Софи хотелось сделать Чазу Брэдли больно. Она хотела навсегда вычеркнуть его из своей жизни. И это было единственной причиной, по которой она обняла Джо за шею и крепко поцеловала взасос. Когда она проникла языком ему в рот, едва не достав до горла, тот, кажется, был не против. Наоборот, этот прием ему даже пришелся по вкусу. Он вошел в роль и, отвечая на поцелуй, стиснул покрепче самую любимую Чазом часть ее тела.

Чаз выругался, или Софи так показалось: вместе с обонянием она лишилась и слуха. Почти все органы, ответственные за восприятие, ей временно отказали. Сохранились лишь осязание и вкус. Железные мускулы и мягкий язык. Мята и лакрица. На долю секунды Софи позабыла, что это только игра, и всецело отдалась дикой страсти, завладевшей каждой частичкой ее гибкого тела. Поцелуй Джо был так глубок и так нежен, что она готова была заплакать от восхищения.

— Смотри, прежде чем уйти, убедись, что она тебя выдоила как следует, Джозеф. Никто так не отсасывает, как София.

Неужели он это сказал?!

Поцелуй резко прервался. Джо не стал молча смотреть вслед Чазу, который с хмурым видом направился к «мерседесу». В отличие от Софи оскорбительные слова не лишили его присутствия духа. Он схватил Чаза за плечо и, рывком развернув к себе лицом, с размаху ударил в челюсть.