Квартира на двоих - Бет О'Лири

Хочется его избить. Правда. Не знаю, что он делал с Тиффи и что именно спровоцировало воспоминание на сей раз, но она травмирована настолько, что трясется как котенок, которого принесли домой с мороза.

Поднимает голову и вытирает слезы.

Тиффи: Изви… То есть привет…

Я: Привет. Чаю?

Кивает. Не хочу ее отпускать, но иначе не сделать чай, а она ждет. Одеваюсь, иду к чайнику.

Тиффи: Это было…

Жду. Чайник ворчит, закипая.

Тиффи: …ужасно. Я даже не поняла, что случилось.

Я: Новое воспоминание? Или что-то, о чем ты уже говорила с психотерапевтом?

Качает головой и хмурится.

Тиффи: Не воспоминание, не то что я вдруг вспомнила какую-то сцену…

Я: Мышечная память?

Поднимает глаза.

Тиффи: Да. Точно.

Наливаю чай. Открываю холодильник, чтобы достать молоко, и замираю. Он битком набит подносами розовых кексиков с буквами «Ф» и «Д».

Тиффи бредет за мной и обнимает за талию.

Тиффи: О-о-о! Наверное, после нашего отъезда будет свадьба.

Я: Как думаешь, их считали?

Тиффи смеется. Невесело, сквозь слезы, и все же это смех.

Тиффи: Наверное, еще как считали. Хотя их тут столько…

Я: Слишком много. Сотни три навскидку…

Тиффи: Никто не приглашает на свадьбу триста человек. Разве что знаменитости. Или индусы.

Я: Свадьба знаменитых индусов?

Тиффи: Лорд-лордешенек ничего такого не говорил.

Краду два кекса и протягиваю один Тиффи. Глаза у нее красные от слез, но она улыбается и заглатывает кекс почти целиком. Видимо, упал сахар в крови.

Молча жуем, прислонившись к печке.

Тиффи: Ну и как на твой профессиональный взгляд…

Я: Взгляд медбрата в хосписе?

Тиффи: Представителя медицины…

О нет, такие разговоры хорошо не кончаются. Люди почему-то думают, что в колледже нас учат всему на свете и что пять лет спустя мы должны это помнить.

Тиффи: Меня будет накрывать всякий раз, когда мы захотим заняться любовью? Черт, хуже не придумаешь!

Я, осторожно: Вряд ли. Со временем поймем, что́ вызывает воспоминания, научимся избегать триггеров, пока не почувствуешь себя уверенней.

Тиффи вскидывает глаза.

Тиффи: Я не… Ты не подумай… Он никогда ничего такого…

Хочется поспорить. По-моему, еще как. Только лезть в это не стоит. Иду за следующим кексом и протягиваю ей.

Я: Я ничего и не думаю. Просто хочу, чтобы тебе полегчало.

Тиффи пристально на меня смотрит и вдруг ни с того ни с сего тычет меня пальцем в щеку.

Вскрикиваю от неожиданности: Эй!

Оказывается, тычок здорово пугает. Не подозревал, когда раньше проделал такое с ней.

Тиффи: Ты же настоящий, да? Неправдоподобно хороший!

Я: Нет. Я сварливый и обычно нелюдимый старик.

Тиффи: Обычно?

Я: Есть небольшое число исключений.

Тиффи: По какому принципу ты их делаешь, исключения эти?

Неловко пожимаю плечами.

Тиффи: Серьезно. Почему я?

Я: Хм. Ну, наверное… С некоторыми мне просто комфортно. С тобой так было еще до встречи.

Тиффи, склонив голову, долго смотрит мне в глаза, и я начинаю нервно переминаться на месте, от всей души желая сменить тему. Наконец она подается вперед и неторопливо целует меня сладкими от глазури губами.

Тиффи: Меня стоит подождать. Сам увидишь.

Как будто я сомневался!

Откидываюсь на спинку стула и отворачиваюсь от экрана. Пялилась на него слишком долго – фото из замка опубликовали на женской странице «Дейли Мейл». С ума сойти, Кэтрин теперь официально знаменитость! До чего стремительно все произошло! Не могу удержаться и читаю комментарии женщин о том, какой Леон на этих снимках сексуальный. Естественно, я и так знаю, но все равно приятно получить подтверждение со стороны. Хоть и ревную. Интересно, что он про все это думает? Надеюсь, он слишком технически некомпетентен, чтобы прокрутить страницу вниз до раздела комментариев, потому что некоторые из них – откровенно пошлые. Разумеется, есть и расистские, интернет все-таки, и обсуждение Леона тут же скатывается в спор о том, является ли глобальное потепление происками либералов. Не успела я оглянуться, как уже нырнула в канализационную трубу всемирной паутины и убила полчаса на чтение бредовых рассуждений о том, неонацист ли Трамп и слишком ли большие у Леона уши.

После работы отправляюсь к психотерапевту. Как заведено, Люси сидит молча. От этого почти неуютно, и я спонтанно начинаю рассказывать ужасные, причиняющие боль вещи, о которых обычно даже думать не могу. Как Джастин ловко убедил, что у меня плохая память – всегда можно сказать, что я что-то не так помню. Как беспардонно заставил меня поверить, что я выкинула кучу одежды, хотя на самом деле запихивал вещи, которые ему не нравились, в дальний угол шкафа. Как незаметно внушил, что я обязана заниматься с ним сексом, даже когда была настолько расстроена, что я не могла ясно мыслить.

Для Люси – обычная сессия. Она лишь кивает или наклоняет голову. Иногда – в крайних случаях, когда я говорю вслух что-то такое, от чего физически больно, – произносит участливое «да». В конце неожиданно спрашивает, как я оцениваю собственный прогресс. Я начинаю с обычных расшаркиваний: «просто замечательно, правда, огромное спасибо», – точно парикмахеру, который спрашивает, нравится ли тебе стрижка. Однако Люси молчит, и я серьезно задумываюсь над вопросом. Пару месяцев назад я с огромным трудом отказала Джастину, когда он приглашал меня выпить. Я тратила бо́льшую часть мыслительной энергии на то, чтобы удерживать воспоминания на расстоянии. Не хотела даже признать, что стала жертвой психологического насилия. А теперь я говорю с «кем-то другим, а не с Мо», что я не виновата, да еще и на самом деле в это верю.

В метро по дороге домой гляжу на свое отражение в стекле, расправляю плечи, как в день переезда от Джастина. Да, после сессии глаза у меня на мокром месте, однако сегодня на мне нет темных очков. И знаете что? Я страшно собой горжусь!

Ответ на вопрос, как он себя чувствует после публикации в «Дейли Мейл», нахожу по возвращении в квартиру. Леон оставил записку на холодильнике:

Ужин не приготовил. Слишком знаменит. (Заказал по интернету, чтобы отпраздновать ваш с Кэтрин успех; в холодильнике – изумительная тайская еда.)