(Не)Холостяк - Вийя Шефф

надеть брюки.

Но она прекрасно заметила, потому что стала быстро застегивать рубашку, продвигаясь сверху вниз.

Над трусиками выглядывает узорчатое тату, в восточном стиле.

— Тату? Насколько помню — ты боишься боли. И визжала в Бангкоке, когда тебе маленькую били.

— Потерпела,— рычит.— Ходить со шрамом от Кесарево напрягало. А ты скотина!

— Это ещё почему?

— Прекрасно знал, что белые татуировки не сводятся. Так и хожу с ней, как дура!

Я засмеялся. Конечно, знал. Поэтому и попросил такое.

Я свою лисичку часто по шёрстке глажу...

Глава 45

— Не будь такой ершистой,— пытаюсь немного охладить пыл Алисы.— В наших тату нет ничего такого.

— Дело в дискомфорте. Я пытаюсь вытравить из своей жизни всё, что связано с тобой. Но ты, сука, везде, куда не ткни пальцем. Телек, реклама, баннеры вдоль дорог, новости. Везде!

— Я популярен. И как бы ты не пыталась, самое важное не вытравишь — нашего сына...

— А я пыталась...— усмехается.— Так не хотела от тебя рожать, что забила на лечение и сидела выкидыша ждала.

— Ебанутая что ли?— взрываюсь, не веря словам.

— Вот почти так же мне Грозный сказал, только не матом, когда узнал про беременность. Говорил, не хочешь ребёнка — отдай его мне, я воспитаю.

Вот это откровения! Моего сына чужому мужику?! Вы совсем ку-ку?

— К себе забрал. Нянчился со мной, капризы мои гормональные терпел и бегал среди ночи в магазин, когда мне вдруг чего-нибудь прямо сейчас поесть приспичивало. Трудно в такого не влюбиться, правда?

У меня дернулись мышцы на щеке. Не хочу я про него слышать.

— И я не смогла сопротивляться...

— Идеальный... Даже тошно...

— Просто любит по-настоящему... И я его.

А вот эти слова бьют под дых. В моём сознании ты всегда моя. Никаких Грозных там и в помине нет. Только ты и я.

Хватаю её и, сжав в руках, врезаюсь поцелуем в губы. Безжалостно, чтобы тоже было больно. Мычит и бьёт в грудь кулаками. Но я даже не замечаю. Мозг накрыло жаром закипевшей крови.

Захватываю губами её нижнюю губу и всасываю, провожу языком по ней. Алиса глубоко вздохнула и схватилась руками за мои бицепсы, сжимая с силой ногтями. Даже сквозь ткань рубашки и её тонкие перчатки они врезаются в кожу.

Слегка кусаю за губу, оттягивая на себя.

— Мне больно,— не отпуская её.

— Если не отвалишь, будет ещё больнее,— говорит через губу и усиливает нажим.

Освобождаю её от своих объятий.

— Гас, ты плохо понимаешь по-русски?— отвешиваем мне увесистого леща по лицу.

Щека горит огнём, что заставляет взбеситься. Захватываю за запястье и притягиваю к себе.

Алиса второй рукой пытается отвесить мне очередную пощёчину, но и она попадает в тиски.

— Не понимаю. Давай, врежь ещё раз, и я тебя прямо здесь завалю. Не понимаешь, что ты своей агрессией только разжигаешь меня?

— Пусти!— шипит, дырявя взглядом.— Или в следующий раз ты будешь с моим мужем разговаривать.

— Могу поклясться, что ты ему про наш поцелуй ничего не скажешь. Ты из тех, кто свои проблемы сама везёт. Всегда такая была. А я очень большая проблема, Алиса.— Смотрю на неё угрожающе сверху.

— Жопой чувствовала, что эти съёмки мне боком вылезут. Пусти, придурок!— дёргает руками так, что они выскальзывают из перчаток, и она ведёт ладонями по моим рукам до локтей.

Взгляд стекленеет, как четыре года назад после нашего знакомства, а лицо кривится в болезненной гримасе. Она шарахается в сторону, а я стою с перчатками в руках и не понимаю, что произошло.

— С тобой всё в порядке?— смотрю на её ошалевшие глаза.

— Да... Верни...

Протягивает руку.

Отдаю её вещь.

— Что случилось? Ты словно что-то страшное увидела.

— Ничего... Ничего страшного я не увидела...

Торопливо натягивает свой неизменный аксессуар.

Но прекрасно вижу — враньё. С ней что-то не так...

* * *

Женя, взглянув на меня после нашей стычки с Алисой, безмолвно, одними губами, произнёс "пиздец".

— Замажьте ему это,— показывает на красную отметину от руки на моей щеке.— В кадре только не устройте скандал. Меня генеральный за срыв на кол посадит.

Все на нас подозрительно, с ухмылочками, косятся. Будто я не понимаю, какие мысли роятся в ваших головах — нахал приставал к бывшей, за что и отхватил люлей. В принципе, так и было.

Мне замазываю тоналкой след от пятерни Алисы, ей поправляют причёску и макияж.

Охренительный первый рабочий день!

Давно меня так не бодрило.

— Поднимаетесь, звоните в дверь, вам открывают. Там радость, вы улыбаетесь,— наставляет продюсер.— Камера готова? Мотор!

Девушка действительно искренне рада нам. И чувство неподдельное.

Алиса немного брезгливо морщит носик в квартире.

Да, небольшой бардак, но не катастрофично. И живёт не богато.

— Лицо сделай попроще,— шепчу ей между кадрами.

— А ты смотрю, хорошо себя чувствуешь в такой обстановке,— пускает снова иголки.

— Я из гетто, видел и похуже.

— Нихрена себе, как ты Чертаново обозвал.

— Капотня... Я там вырос.

— Зато москвич! Мне нужно с женщиной пообщаться,— покидает меня.

Я со стороны наблюдаю за их разговором. Нет в нём ничего особенного, словно погоду за окном обсуждают. Кроме одного — Алиса без перчатки слегка берёт девушку за кисть.

Я вижу, как опускается взгляд Грозной, и дёргается немного мышцы на скулах. Убирает руку, доброжелательно улыбается, натягивая обратно перчатку. А вот женщина бледнеет и закатывает глаза.

Срываюсь с места и успеваю подхватить падающую в обморок хозяйку квартиры.

— Что ты ей сделала?— пристально смотрю на Алису.

— Ничего...

Глаза круглые от испуга, голос дрожит.

Суета. Кто-то принёс нашатырный спирт, чтобы привести женщину в чувства.

— Вы как?— спрашиваю у неё.

— Лучше. Переволновалась, наверное. Показалось, что в одно мгновение закончились силы.

— Полежите,— удерживает её порыв подняться Женя.— Девчонки, компресс холодный организуйте.

Во всей этой суете никто не заметил, что Алиса исчезла из квартиры.

Я вышел на лестничную площадку и услышал краем уха