Слепой. Антикварное золото - Андрей Воронин

— Хорошо, — с чувством глубокого удовлетворения произнес Медведь. — Милое дело! Люблю, когда они падают. Брык — и готов! А Витальевич-то как в воду глядел, — добавил он другим тоном. — И нас предупредил: осторожно, мол, там засада… А ты говоришь «слил, слил»… Ничего не слил. Наоборот, проявил заботу…

— О Сашином золоте, — вставил Злой, опустил на глаза инфракрасные очки, погасил фонарь и двинулся вперед.

Медведь у него за спиной недовольно бормотал, возмущаясь всем подряд: темнотой, запахом, инфракрасными очками, через которые ни черта не видно, неугомонностью ментов, жадностью Гронского, из-за которого они должны ползать под землей по уши в дерьме и рисковать своими шкурами, стоящей наверху несусветной жарой, царящей в подземелье промозглой сыростью, а также, чтоб уж никого не забыть и воздать всем по заслугам, действиями российского правительства и мэра Москвы Лужкова.

Устав ворчать, он сменил пластинку, но легче от этого не стало. Теперь Медведь пел дифирамбы Солоницыну, который, по его словам, был прямо-таки отец родной, заступник и ангел-хранитель, а еще — супермен, гроза ментов и живой пример для подражания.

Злой терпел-терпел, а потом вежливо попросил Медведя закрыть поддувало. Он нервничал, потому что цель их путешествия приближалась, а телефонный провод по-прежнему тянулся под потолком, то провисая почти до самой земли, то снова теряясь в путанице гнилых труб. Медведь, который в другой ситуации не упустил бы случая оскорбиться, сейчас даже не пикнул — послушно заткнулся и молча зашагал рядом, из чего следовало, что серьезность момента он осознал.

Наконец они добрались до развилки коридора, после которой до самого места смерти Крестовского свернуть было уже просто некуда. Если их и впрямь поджидала засада, то она была именно там, возле трупа. И именно туда, в сводчатый коридор с постепенно понижающимся кирпичным полом, нырял этот проклятущий телефонный провод. Злой убедился в этом, на минуту включив фонарь, и молча указал Медведю на предательскую медную жилу.

Медведь так же молча кивнул и снова достал нож. Отсюда до того места, где они расстреляли Крестовского, было от силы метров триста, и засада могла обнаружиться на любом отрезке этого короткого пути. Дальнейший риск, таким образом, выглядел неоправданным.

Медведь аккуратно перерезал провод в двух местах, укоротив его метра на полтора. Он действовал так, как фронтовые разведчики в фильмах про войну, выводя из строя вражеские линии связи. Подразумевалось, что, изъяв кусок провода, диверсант поставит в тупик телефониста, который явится этот провод чинить: либо плюнь и уходи ни с чем, либо бери оголенные концы в кулаки и стой крестом под ураганным вражеским огнем, выполняя незавидную функцию живого проводника. Как будто на свете бывают настолько тупые телефонисты, чтобы не иметь при себе пары метров провода!

Но если есть тупые диверсанты, должны быть и тупые телефонисты, потому что природа стремится соблюсти равновесие во всем…

Когда напарник покончил со своим бессмысленным занятием, Злой указал стволом пистолета на проход, в котором скрывался обрезанный провод, и отрицательно покачал головой: мы туда не пойдем. Медведь вопросительно задрал густые брови и постучал ногтем по циферблату наручных часов: это ж сколько придется ждать!

Злой в ответ разыграл целую пантомиму, изобразив человека, обнаружившего, что у него не работает телефон. Он подул в воображаемую трубку, постучал по рычагу, послушал, снова подул, а потом показал Медведю сложенное из большого и указательного пальцев колечко: все о’кей, долго без связи они не продержатся — решат, что провод перегрызла какая-нибудь крыса, и пошлют одного исправить повреждение…

Ждать им пришлось действительно недолго — около часа, не больше. Затем в темной глубине коридора блеснул далекий луч света, а спустя еще какое-то время стала слышна неровная поступь человека, пробирающегося по усеянному обломками полу, среди стоячих луж и гниющего мусора.

Вскоре напарники увидели его. Какой-то тип в общевойсковом костюме химзащиты, со сдвинутыми на лоб инфракрасными очками — черта лысого в них разглядишь, особенно когда надо найти и устранить обрыв телефонной линии! — брел коридором в их сторону, держа в одной руке сильный электрический фонарь, а в другой — провод, пропуская его через кулак, как это делал Злой с бечевкой Крестовского. Из-под мышки у него торчал куцый автоматный ствол с воронкообразным раструбом пламегасителя, на ремне висела кобура, а на боку сумка — надо полагать, с бутербродами или что там еще имеют при себе менты, когда сидят в засаде. Жрать бутерброды, сидя в канализации, — занятие нездоровое, но ментам это, надо полагать, не во вред, недаром же их мусорами кличут…

Придя к такому выводу, Злой приготовился действовать. Мент в резиновом балахоне добрался до развилки, нашел обрыв и присел на одно колено, задвинув автомат за спину и подсвечивая себе фонарем.

Он разглядывал перерезанный провод, казалось, целую вечность. Потом рука его медленно и осторожно потянулась к автомату, нащупывая рифленую пластмассу рукоятки. Не вставая с колена, он начал разворачиваться всем корпусом назад. Злой положил указательный палец на спусковой крючок «TT», но Медведь, как всегда, его опередил. Ему давно уже не терпелось кого-нибудь пристрелить, и вот теперь, мигом уяснив, что ждать больше нечего, он выпрямился во весь рост и одну за другой всадил в обтянутую серой резиной широкую спину четыре пули сорок пятого калибра.

Глеб быстро, но осторожно двигался подземным коридором. Спелеологическая каска, подарок Рыжего, была сдвинута на затылок, так что укрепленный на ней фонарик светил в потолок, давая рассеянный, не утомляющий чувствительные глаза Слепого полусвет. Сиверов был один: в эту вылазку он Рыжего не взял, хотя тому очень хотелось еще хотя бы разочек сходить вниз с легендарным Черным Монахом. Глеб сто раз говорил этому чудаку, что он никакой не монах и не имеет с этим персонажем диггерских баек ничего общего. Но Рыжий не верил ни единому слову (и был, в общем-то, прав) и если называл Глеба по имени, так только потому, что «Глеб Петрович» звучит привычнее и короче, чем «Черный Монах».

Но сегодня удача не сопутствовала рыжему мародеру по фамилии Егоров. Дорогу к месту, где был застрелен Дмитрий Крестовский, Глеб давно уже знал назубок, а если бы и не знал, то все равно не заблудился бы: здесь, в сырых тоннелях и канализационных трубах, он чувствовал себя как дома еще со времен своей полузабытой подземной эпопеи, когда пытался, и небезуспешно, в одиночку воевать со всей ФСБ. Так что проводник ему был ни к чему, так же как и компаньон: под землей опять звучали выстрелы, и рисковать жизнью рыжего чудака, который, как кошка Киплинга, привык гулять сам по себе, ему совсем не хотелось. Эта история и так оставила на его совести темное пятно, поскольку устроенная по его совету засада стоила жизней четырем ни в чем не повинным оперативникам с Петровки.

Глеб узнал обо всем после полудня, когда ему позвонил мрачный как туча подполковник Ромашов. Иван Гермогенович ни в чем его не обвинял, ограничившись простым изложением фактов, но эти факты были таковы, что Сиверов почти физически ощутил навалившийся на плечи тяжкий груз вины.