Гроза над Польшей - Андрей Максимушкин

Хорст Тохольте покачал головой, швырнул на пол измазанную кровью занавеску и, наклонившись над телом поляка, выдернул лопатку.

– Держи, хороший удар.

– Спасибо, – кивнул Рудольф.

Лопатку он вытер о скатерть со стола и убрал в чехол. Ребята, уже не обращая внимания на командира, готовились оторваться на девках. Молодкам развязали ноги. Старшая еще пыталась отбрыкиваться, бесполезно. Хватка у Клауса Зидера такова, что быка удержит. Младшая девочка тихонько поскуливала через кляп. Старая баба лежала в отключке, закатив безумные глаза к потолку.

Рудольф огляделся. А живут здесь небогато. Нет, не живут, а жили. Обстановка простенькая, берегли каждый пфенниг, покойный крестьянин работал сутки напролет, обеспечивал семью. Вроде детей у него немного, а поди ж ты – небогат. С точки зрения обычного немецкого бауэра, семья поляка была небольшой. Всего четверо детей и последний поздний. У немцев так в городе живут, ибо в городе жизнь дороже, на детей приходится больше тратить. А на селе крестьяне строят большие дома и обзаводятся пятью-шестью потомками, а то и больше.

– Ну так что, командир? – облизывается Отто Форст.

Глаза старшего солдата огнем горят, ноздри раздуваются. Чувствуется, что вид беззащитной девушки, стыдливо пытающейся сдвинуть ножки, и то, что открывается там, настолько раззадорил человека, что себя он уже не контролирует.

Руди еще раз косится на полячек – нет, жалко, конечно, но участвовать в развлечении он не будет. Он человек, а не унтерменш. И Хорст не будет, унтер-фельдфебель отчаянно пытается сообразить, как остановить солдат. А товарищи тем временем верно превращаются в натуральных скотов. В движениях, взглядах, коротких репликах проглядывает что-то животное, свинское. Это уже не солдаты вермахта, а недоношенные унтерменши с пропагандистского плаката.

Глядя на Форста, Рудольф вдруг вспоминает Модлин, увольнение перед маршем. Потерявшийся котенок на улице. Девочка. Своих друзей, озаботившихся спасением пушистого бродяги. А ведь тот ребенок вырастет и… Нет, та девочка не попадет в такую же ситуацию, как эти две польки, ведь она немка, но все равно, все так похоже. Она такая же, как эта девочка на полу.

– Стоять! – командует ефрейтор.

Дуло штурмгевера в его руках смотрит на солдат. Решение пришло само собой. Отто поднимает глаза на старого друга, смотрит зло, но в его взгляде легко читается страх. Смерть. Остроконечная, стальная смерть калибра 7,92 мм смотрит в лицо солдата. Остальные парни поворачиваются к ефрейтору, кто-то пытается с ним заговорить. Рудольф не слышит слов, глаза следят за людьми, пытаются предвосхитить, уловить момент, когда кто-нибудь решится на рывок.

– Так лучше! – короткая очередь рвет воздух.

Двое бойцов прыгают в стороны, Отто закрывает лицо руками. Нет, не в них. Не в своих. Прицельная очередь штурмгевера пришила девочку к полу. Еще три патрона, и успокаивается вторая девчонка. И еще короткая очередь на бабу.

«Извините, девочки, я сделал для вас все, что мог. Извините, ребята, но скотами вы не будете. Я не позволю».

– Отделение, равняйсь!!! – орет Хорст Тохольте.

Люди подчинились. Стрельба из штурмгевера в помещении действует удивительно умиротворяюще. Недаром считается, что запах горелого кордита стимулирует работу мозга, пробуждает сознание и помогает сделать из животного человека.

– Ефрейтор Киршбаум, опустить оружие! На предохранитель! Благодарю за снайперскую стрельбу! – не унимается унтер-фельдфебель.

Тохольте в своем праве, проявивших признаки неповиновения людей следует поставить на место, прочистить им мозги.

Пять минут на приведение личного состава в чувство. Чистка оружия, придать себе человеческий вид, навести порядок в одежде. Хорст находит на кухне воду и умывается. Затем еще раз обыскать хутор, роют парни, как следует, знают: пропустить какую-либо мелочь будет себе дороже. Клаус Зидер находит несгораемый шкаф с тремя карабинами и парой охотничьих двустволок.

– Один идиот лучше трех придурков, – ворчит Хорст Тохольте.

Находка из того разряда, что лежит прямо на виду. Ничего запретного в хранении «98 курц» нет. Продается свободно, для всех старше двадцати лет. В том числе и в генерал-губернаторстве. В отличие от автоматического оружия, на которое требуется разрешение полиции и справка о службе в армии.

Наконец, все находки грузят в бронетранспортер, унтер-фельдфебель наскоро пишет акт, заставляет всех расписаться. Предосторожность, предусмотрительность, прикрытие задницы – штука полезная, пригодится, когда всем отделением будут писать отчеты. Хорст и Рудольф еще раз обходят хозяйство. Крепкое было владение. Киршбауму по-человечески жалко крестьянина и его семью. Достойный был человек и умер достойно, как и положено мужчине.

Всю дворовую живность выгнали за забор, собаку спустили с цепи, даже двух кошек выловили с чердака и отнесли на улицу. Последним дом покинул Рудольф Киршбаум. В прихожей он чиркнул зажигалкой и запалил занавеску. Дом деревянный, доски внутренней обшивки проолифлены, дерево сухое. Занялось быстро, весело. Хорст, в свою очередь, поджег сухую солому в сарае.

Когда бронетранспортер пылил по дороге навстречу закатному солнцу, за спиной у солдат поднимался к небу столб густого дыма. Погребальный костер, это тоже неплохо для достойного человека. Огненное погребение приближает покойного к германским героям, неустрашимым берсеркерам, бросавшимся на врага без доспехов и с одной только верой в свою непобедимость и покровительство древних богов.

После короткого двухдневного перерыва Евгения Викторовна вернулась к проекту. В институт как раз поступила очередная партия документов. Переработка много времени не заняла. Для ментата проглотить и переварить пару папок материалов – дела на два часа.

Убрав обратно в папку последний лист, Евгения Викторовна вызвала из памяти паутину связей проблемы и раскидала по ней новые данные. Модель практически не изменилась, только стала еще четче и контрастнее. Выявилось несколько мелких нюансов, незначительных деталей общей картины. Холодный рассудок парил над моделью, сканировал ее узлы острым скальпелем математического анализа, выявлял скрытые связи, рисовал фантасмагорическую и одновременно абсолютно логичную, точную, как математическая формула, картину.

– Активность боевых групп аковцев в южной части генерал-губернаторства аномально низкая, – говорит ментат.

– Переброска сил в более перспективный район? – подсказывает завлаб.

– Нет. Затишье перед крупной операцией. Усыпление бдительности контрпартизанских частей, полиции и администрации. Расчет на две недели. Быстрая переброска боевых групп или расконсервирование подполья. Вероятна крупная акция на химическом комбинате или серия взрывов на железной дороге.

– Вероятность участия группы, захватившей вице-адмирала?

– Высокая. Пленные будут использованы в качестве живого щита или в качестве приманки.