Гроза над Польшей - Андрей Максимушкин

– Мне тоже странно такое говорить. Поверьте, не многие мои собратья во Христе разделяют это мнение. Понимаете, я много общался с людьми, много думал, молился, сравнивал, как мы живем в Польше и как живут люди в бывших крессах, тех землях, что русские заняли в тридцать девятом году. У нас живут с церковью, но без Бога. Вы с Богом, но церковь для вас не важна, она свободна, как должно быть христианской церкви.

– Официально у нас возбраняется ходить в церковь, – заметил Котлов.

– Возбраняется, но не карается. В вашу русскую церковь идут по зову сердца, а не соседей. Вашей церкви не приходится освящать непотребство и сатанинские обряды, ей не нужно приносить требы нечистому. Каюсь, я раньше не понимал вас. Считал коммунистов сторонниками Сатаны. Но только время, опыт и молитва позволили мне понять свою ошибку, увидеть, что вы отошли от неправого Люцифера и постепенно движетесь по пути Христа.

– Вы удивительный и редкий человек…

В действительности Виктор Котлов уже встречался с такой точкой зрения, ему приходилось общаться с православными попами, англиканскими пасторами, да и с лютеранами, принявшими советскую идеологию. Принявшие если не букву, то дух социализма. Другое дело, католики всегда занимали антисоветскую позицию, для них это один из догматов веры.

Виктор Котлов незаметно для себя проникся чувством уважения к этому необычному человеку, который со спокойной улыбкой на устах высказывает крамольные идеи и одновременно почитается местными жителями святым. Постепенно разговор перешел на польские дела. В голосе ксендза звучала острая боль, когда он рассказывал, какими методами действуют оккупанты, уничтожая поляков.

Нет, внешне все прилично и пристойно, законы для поляков и немцев почти одинаковы, расстрелы заложников и беспричинное выселение людей с понравившихся переселенцам земель уже не практикуются. Времена Гитлера и Коха прошли.

Сейчас все куда мягче, благопристойнее… и ужаснее. Оформление иное, а цель прежняя – гуманное убийство целого народа. Мягкое, ласковое утопление целого народа в собственном дерьме. Все делается для того, чтоб местное население тихо-мирно вымирало. Причем уничтожение осуществляется под лозунгами свободы от предрассудков, под защитой прав личности. А реально, если убрать красивую обертку, права эти сплошь такие, что нормальный человек сам от них отказывается.

В первую очередь у поляков убивают душу, а потом уже они сами убивают себя. Кароль Войтыла рассказывал о школьной программе, о рекламе вудки, о популярности самогоноварения, о целенаправленной политике по разрушению душ молодежи. Ведь как иначе можно назвать мягкое внедрение в головы убеждения, что всего можно добиться, не работая? Достаточно только везения и умения выгодно себя продать. Разве может быть труд позорным? А детям говорят, что половой, холуй поганый в трактире, живет гораздо лучше крестьянина или механика.

– Виктор Николаевич, Польши нет, нашего народа нет. Вы говорите, Армия Крайова? Это даже не смешно. За все время своего существования повстанцы не добились ничего. Абсолютно ничего.

– Странно. А то, что они убивают компрадоров, бомбят полицейские участки и фольварки переселенцев? Тот факт, что они существуют и не дают немцам жить спокойно? – Виктор Котлов прекрасно помнил, как работает отряд Юргена Оста. Трудно сказать, что они ничего не делают. Отвлекать на себя отряды егерей и служить примером для молодежи это тоже немало.

– Убивают простых людей. В действительности немцам нужна Армия Крайова, – грустно молвил ксендз. И это было еще одной страшной правдой генерал-губернаторства. – Несколько убийств в год, десяток налетов – этого достаточно для того чтобы оправдать оккупацию, Армия Крайова дает противнику моральное право убивать поляков. Молодые люди с чистым горячим сердцем и болью в душе идут к повстанцам, исчезают в лесах вместо того, чтоб жить ради своей страны. А ведь от одного крупного чиновника пользы больше, чем от всех этих повстанцев. Но честные люди не идут в чиновники, они идут в АК. Во власти остаются бездушные черви, рабы Сатаны. Об АК много говорят, но в действительности повстанцы за все время своего существования не нанесли ни одного серьезного удара по немецкой власти или армии. Мелкие уколы, писк комара над ухом медведя.

– С вами тяжело разговаривать. Я в свое время сталкивался с германскими методами умиротворения оккупированных территорий. С одной стороны, жестокая бездушная практичность, но при этом честная жестокость. Человеку всегда дается выбор: умереть, убежать, пойти к новой власти на службу или принять все как есть и жить по новым правилам. В Польше все не так. Здесь нет знаменитой гитлеровской прямолинейности, открытого вызова и требования бороться или погибнуть.

– На открытый бой вызывают равного. Нас же не считают людьми. Для вас это странно, вы не привыкли к разделению людей на категории. У нас это уже привычно. У нас это естественно.

Разговор постепенно перешел на обсуждение оккупационной и внутренней политики Германии. Кароль Войтыла хорошо прошелся по канцлеру Гюнтеру Кауфману. С точки зрения ксендза, либерализация кабинета Кауфмана очень сильно ударила по полякам. Если раньше житель генерал-губернаторства знал, что его считают двуногим животным, никогда не позволят сравняться с белыми людьми, и соответственно ненавидел оккупантов, не мучая себя несбыточными надеждами, то сейчас стало только хуже.

Из рук поляков вырвали ненависть. Реально отношение немцев и арийских народов к славянам не изменилось. Кто-то испытывал неприязнь и при первой же возможности демонстрировал свое превосходство. Кто-то вспоминал, что имеет дело с низшей кастой, только когда дело касалось личных интересов. А некоторые даже при власти Гитлера и Коха оставались христианами, сочувствовали угнетенным, относились к полякам как к людям.

Сейчас все хуже. Полякам дали надежду. Нет, не надежду, а призрачный лучик, приманку, надежду на надежду. Им сказали, что они почти как люди, они могут сделать один шажочек и стать настоящими людьми. Лукавство. Изуверский шаг, обман с помощью самого святого и чистого, что есть у человека. Самое последнее, что остается у раба, это надежда на свободу. Надежду не отнять, но, оказалось, ее можно использовать против человека.

Беседуя с ксендзом, Виктор Николаевич ловил себя на мысли, что все в Польше не так, как кажется на первый взгляд. Здесь все хуже, чем кажется. Жадное, топкое болото, зловонная лужа, из которой нет выхода. Сплошная иллюзия благопристойности, за которой скрывается трясина. Котлов с грустью подумал, что выхода из ситуации нет. Даже если (а ксендз настойчиво подводил его к этому решению) донести всю правду до руководства СССР, пользы будет мало. Это чужая, не наша земля, территория сильного и нужного нам союзника. Советский Союз слишком прочно связан с Европой и недостаточно силен, чтобы лезть во внутреннюю политику Германии. Каждому свое. Каждый хозяин в своем доме, даже если это не нравится соседям.

Кароль Войтыла человек умный, твердый и удивительно честный. Недаром местные называют его святым. Католическая церковь никогда не признает Войтылу, официально его не канонизируют, но ему это и не нужно. Мятежный ксендз считает себя находящимся под юрисдикцией другой, нечеловеческой силы и власти. Удивительная твердость, верность убеждениям. Виктор Котлов умел это ценить, хоть и не разделял веру Войтылы.