Мальчик из леса - Харлан Кобен

Мэтью.

— А ты что? — спросил Уайлд.

— Стала задаваться вопросом, не хочет ли Крах снова ее подставить.

— Притворяется, что ему нравится Наоми, чтобы потом окончательно ее унизить?

— Да. Как в «Кэрри». Хотя погоди — тот парень, что пригласил Кэрри в кино, он же был славный, да? Пытался ее защитить, а потом хулиганы облили ее свиной кровью?

Уайлд не помнил.

— Итак, ты думаешь, что она действительно нравится Краху?

— Не знаю. — Ава закусила нижнюю губу. — Наверное, самый простой ответ и будет самым лучшим. Наоми и Крах сейчас вместе. Может, хотят провести несколько дней наедине. Может, все это не наше дело.

Что-то тут не сходилось. Или наоборот — сходилось слишком уж аккуратно.

— Мне нужно в школу, — сказала Ава.

— Я провожу тебя до машины.

Они вышли на парковку. Ава нажала кнопку на брелоке сигнализации. Уайлд хотел было открыть ей дверцу, но решил, что это будет выглядеть слишком уж неестественно, по-рыцарски. Когда Ава уселась за руль, Уайлд подал ей знак опустить стекло. Она послушалась. Уайлд нагнулся к ней и сказал:

— Кстати, я поговорил с папой Наоми.

— И что?

— Он сказал, что мать Наоми обижала ее.

И подробно пересказал свой разговор с Бернардом Пайном. Ава слушала, и в глазах ее блестели слезы.

— Бедняжка Наоми. Я знала, что отношения у них неважные, это очевидно. Но такое? — Ава помотала головой. — Поеду, пожалуй.

— Ты в норме?

— Угу, в полной.

— Если хочешь, как-нибудь зайду к тебе в гости.

Эти слова произнеслись сами собой. Уайлд не планировал их говорить. Такое на него не похоже.

Ава удивилась. Снова вытерла глаза, повернулась к нему:

— Когда?

— Не знаю. Может, сегодня вечером. Или завтра. Можем просто поговорить. — (Ава смотрела не на него, а в ветровое стекло.) — Я не настаиваю, — добавил Уайлд. — Может, не успею освободиться. Сама понимаешь, Крах, Наоми…

— Нет, я буду рада, если зайдешь.

Ава протянула руку из окна, положила ладонь Уайлду на щеку. Он ждал. Похоже, она хотела сказать что-то еще, но в конце концов просто убрала руку от его лица. Включила заднюю передачу, сдала назад и уехала в сторону школы.

— Ну что, готов наш Эрни Поплин? — спросила Хестер.

Она стояла у компьютерного монитора в студии-кабинете особняка Мейнардов. Эта комната была произведением искусства. Белая краска, листовая сталь — такое ожидаешь увидеть в свежеотремонтированном манхэттенском лофте, но никак не в старинном поместье. Однако же вот, пожалуйста. Стены были увешаны телеэкранами. На связи была продюсерша Хестер, Эллисон Грант.

Рола Нейзер — с ней Хестер была знакома уже много лет — настраивала видеосвязь. Хестер всегда нравилась эта женщина, нравились ее сила и упорство, с которым она преодолевала трудности. Когда Рола и Дэвид были подростками и учились в одной школе, Хестер надеялась, что Дэвид пригласит Ролу на свидание. Она даже — сюрприз, сюрприз — подталкивала его к такому решению. Но Дэвид, разумеется, ее не слушал. Говорил, что это будет странно выглядеть, потому что «Рола была как сестра Уайлда».

А что, если пригласил бы? Может, все бы изменилось? Может, Дэвид был бы еще жив?

— Все в порядке, он подключился, — сказала Эллисон.

Хестер, отмахнувшись от призраков, придвинулась к Роле:

— Ты это слышала?

— Слышала, — ответила Рола, не переставая стучать по клавиатуре.

План Хестер был простым, хоть и ненадежным. Саул Штраус заявил, что о записях Мейнарда ему рассказал Эрни Поплин. А Эрни Поплин больше всего на свете жаждал внимания к своей персоне. Хестер поручила Эллисон найти его и пообещать, что с ним проведут «предварительное собеседование», а потом, быть может, пустят в прямой эфир.

— Видите тот монитор на стене? — спросила Рола.

— Ты про гигантский телик?

— Да, Хестер. Я про гигантский телик.

— Вижу. Пожалуй, я бы даже из космоса его увидела.

— Встаньте рядом с ним, — сказала Рола, — а я подключу Эрни Поплина.

— Где конкретно мне встать?

— Там костыль на полу.

Да, так и было. В театрах и телестудиях костылем называют метки (обычно сделанные с помощью изоленты), подсказывающие, где тебе встать или куда поставить нужный предмет мебели. Хестер встала на изоленту.

— Готовы? — спросила Рола.

— Всегда готова. А тебя Эрни увидит?

— Нет. Его камера будет сфокусирована только на вашем лице. Вот почему я выбрала этот монитор.

— Отлично, спасибо. — Хестер улыбнулась. — Очень рада видеть тебя, Рола.

— И я вас, Хестер. Готовы?

Хестер кивнула. Рола в последний раз пробежалась пальцами по клавиатуре, и экран ожил. Его заполнило знакомое (хотя и оплывшее) лицо Эрни Поплина. Огромное лицо. Близкий план, слишком близкий. Такой близкий, что видны все поры на коже. Хестер захотелось отступить от экрана, но, увы, против костыля не попрешь.

— Привет, Эрни.

Он нахмурился: чуть демонстративнее, чем нужно.

— Хестер, что за чертовщина?

Они встречались раз в несколько лет — то по одному, то по другому поводу. Двадцать пять лет назад Эрни Поплин снимался в хитовом семейном ситкоме, играл роль потешного соседа. Публика его обожала. А потом — раз, и все закончилось. За три года съемок Поплин подцепил две самые тяжелые зависимости современной цивилизации: от наркотиков и от славы. Как и у многих других, у него началась ломка. Люди часто недооценивают, сколь мощно, ярко и тепло светит маяк под названием «слава» — и как темно и холодно становится, когда свет этот угасает.

Поэтому Эрни отчаянно цеплялся за любой шанс. Эллисон Грант полушутя говорила, что Эрни Поплин готов появиться где угодно, даже на церемонии открытия гаражной двери. Он всеми правдами и неправдами пробивался на телеигры, в реалити-шоу, в кулинарные программы и передачи, посвященные домоводству и уходу за приусадебным участком. Что угодно, лишь бы снова зажечь этот маяк — пусть уже не такой теплый и яркий. Хотя бы на несколько секунд.

— Хотела у вас спросить… — начала Хестер.

— Вы что, за дурака меня держите? — Эрни уже раскраснелся и вспотел. — Я смотрел вашу передачу с Саулом Штраусом, Хестер. Помните, как вы меня назвали?

— Известный псих, помешанный на конспирологии, — сказала Хестер.

Поплин раскрыл рот — наверное, чтобы изобразить притворное удивление, — но через несколько секунд вновь пошел в атаку. Ох, артист.