"Никогда против России!" Мой отец Иоахим фон Риббентроп - Рудольф Фон Риббентроп

Существует еще проблема возможной немецкой экспансии на Украину. При условии, что Франция, я надеюсь, сохранит себя и нас от того, чтобы дать себя впутать Россией в войну с Германией, я не решаюсь советовать французскому правительству расторгнуть пакт с Советской Россией, так как будущее слишком неопределенно. (…)

Наконец, я надеюсь, что вступление в силу британско-итальянского соглашения улучшит наши отношения с Италией и что французам, возможно, удастся достичь того же самого. Хотя мы и не можем надеяться, что переманим Италию от оси, мы все же полагаем, что соглашение увеличит свободу действий Муссолини и сделает его меньше зависимым от Гитлера, чтобы он снова смог взяться за свою классическую роль — балансирование между Германией и западными державами. (…)»

Данный, как его именует Галифакс в письме к Фиппсу, британскому послу в Париже, «lay-out» возможной британской политики, соответствует в значительной степени немецкой концепции политического преобразования Восточной Европы, в конце 1938 года становившейся, казалось, реальностью. Галифакс исходит из однозначного отделения интересов в Западной Европе. Оно было признано со стороны Германии формальным отказом от Эльзас-Лотарингии и уже в качестве предварительной работы признанием британского преимущества на море. Он исходит из соответствующих позиций Англии и Франции в Средиземном море и на Ближнем Востоке. Стоит вспомнить в этом месте сомнения отца в отношении немецкой интервенции в пользу Франко в Испании[202]. Следует, однако, зафиксировать, что после окончания гражданской войны Германия снова полностью ушла из Испании. Галифакс считает немецкое преимущество в Центральной и Восточной Европе нормальным и естественным. Он исходит из непримиримого соперничества между Германией и Советским Союзом, неизменно объявлявшегося Гитлером основой его политики. Он осознает возможность добиться вследствие этого фактического равновесия, советуя французам не отказываться от пакта с Россией. Во всей концепции он видит expressis verbis возможность сконцентрироваться на сохранении соответствующих колониальных империй.

Он верно констатирует в то время еще неясную позицию Польши, ее он, однако, рано или поздно видит в немецкой сфере влияния. Это означает, другими словами, желаемую Германией «свободу рук» в Восточной Европе, с тем чтобы организовать ее антибольшевистски. Желание и надежда британского министра иностранных дел не ввязываться в возможные восточноевропейские распри, должны были привести фактически к заявлению о нейтралитете Запада в случае возникновения войны в Восточной Европе. Интенсивные усилия по вооружению Великобритании и Франции должны были подкрепить эту политику в военном отношении.

Дополнительную подстраховку своей политики британский министр иностранных дел видит в поддержании прочных, насколько вообще возможно, связей с США («(…) and maintain the closest possible ties with the United States of America»). Это соображение послужит источником необычайно драматического международно-политического развития, которое приведет Британскую империю, в конечном итоге, в полную зависимость от США. Однако исполнителем являлся больше не Галифакс, а Черчилль, выславший Галифакса с поста министра иностранных дел в своем кабинете британским послом в Вашингтон.

20 ноября 1938 года отец принял французского посла в Берлине Робера Кулондра, вслед за тем, как Франсуа-Понсе дал перевести себя в Рим (чтобы «согнуть» ось Берлин — Рим в ее наиболее слабом конце). В записи о беседе можно, в том числе, прочесть следующее:

Риббентроп: «…согласие (…) достигалось бы проще (…), (если бы) европейские государства ограничивались их подлинными интересами, так, Франция своей огромной колониальной империей, Англия империей и Германия своей действительной сферой интересов, а именно юго-востоком Европы». Господин Кулондр (…) заявил, что он этот вопрос видит точно так же»[203].

6 декабря 1938 года отец побывал с официальным визитом в Париже, чтобы подписать немецко-французскую декларацию, в которой оба государства устанавливают, что между ними не имеется никаких открытых территориальных вопросов и они взаимно гарантируют свои границы.

Во время этого посещения Парижа произошли две длительные беседы между отцом и французским министром иностранных дел Бонне. Высказывания Бонне отец мог понять не иначе, как только в смысле французского заявления воздержности в отношении Восточной Европы. Это подтверждает проведенное в 1963 году детальное исследование посланника д-ра Пауля Шмидта, в то время руководителя отдела прессы и информации Министерства иностранных дел и члена немецкой делегации[204]. Отчет британского посла Фиппса сэру Орме Сардженту в Foreign Office сообщает даже о слухах из «хорошо проинформированных кругов» в Париже: Бонне заявил германскому министру иностранных дел, что Франция не станет проявлять активность в случае немецких акций на Украине[205].

Интересным в этой связи является описание в воспоминаниях тогдашнего французского посла в Варшаве Леона Ноэля[206] беседы с Бонне, произошедшей в ноябре 1938 года перед визитом отца в Париж. У Ноэля приводится:

«Господин Бонне прервал меня при первых же моих словах, чтобы доказать мне, что наши договоры с Польшей оставляли нам достаточную свободу действий, чтобы в любом случае удержать нашу страну от войны. Он читал их с лупой, находя удовольствие в юридическом анализе и удостоверяясь в своей правоте. Я предостерег его от подобных соображений, заметив, что нам больше не было поручено отправлять правосудие, как во времена нашей уже далекой юности в зале суда, но мы противостояли международным реальностям и притом жесточайшим. На это он заявил мне, что он полон решимости не обращать внимания на мои порывы чувств. Послушать его, он был готов запросто и полностью и без колебаний расторгнуть все заключенные Францией договора. Он подразумевал в их числе — кроме франко-польского договора — также и франко-советский пакт о взаимопомощи. Я возразил ему, что было бы умнее не рвать с Польшей совсем и не отказываться от поддержки, которую наша армия могла бы ожидать от знаменитой своей храбростью польской армии. Я упорно настаивал: в отношении франко-польского альянса следует ограничиться отказом от автоматизма действия обязательств о взаимопомощи.

Мы окончили длительную дискуссию самым формальным способом. Я получу указание подготовить начало переговоров с Йозефом Беком на предмет пересмотра наших договоров»[207].