Лениград - 43 - Влад Савин

24 июля 1941. Бомбят, а нам не страшно. Бомбы-то освободительные. И так думают и чувствуют все. Никто не боится бомб.

11 сентября 1941. Я составил цельную и продуманную теорию насчет большевистских фикций. Будет жалко, если эта теория умрет вместе со мной. Только бы свободы дождаться… Ведь сколько в России умных и талантливых людей, таких как я — и сколько литературных, художественных, музыкальных, философских шедевров дожидается своего часа! Сколько высокодуховного хлынет в мир, как только совдепия падет! Неужели это время почти уже пришло?

18 сентября 1941. Немецкие самолеты сбрасывали пропагандные листовки. Какое убожество, глупость, вульгарный язык, какая бездарность! «Мчатся в небе мессершмидты, сокрушать совок. пусть бежит усатый в Англию, уж приходит срок! Уж по трупам комиссаров панцеры ползут, жиды-оккупанты в панталоны ссут.» Кошмарное впечатление — неужели немцы похожи на то, что о них говорит советская пропаганда? Наверное, это большевики, чтобы скомпрометировать немцев, под их марку выпустили листовки!

19 сентября 1941. Свершилось. ПРИШЛИ НЕМЦЫ! КРАСНЫХ НЕТ! СВОБОДА!

18 ноября 1941. Морозы уже настоящие. Население начинает вымирать… У нас уже бывают дни, когда мы совсем ничего не едим. Надоело все до смерти. Немцы в подавляющем своем большинстве народ хороший, человечный и понимающий. Но идет война, коммуняки упорно сопротивляются — и даже хорошие люди нередко делают ужасные вещи! И все же мы рады бесконечно, что с нами немцы, а не наше дорогое и любимое правительство.

26 ноября 1941. Продали мои золотые зубы. Зубной врач за то, чтобы их вынуть, взял с меня один хлеб, а получил я за них два хлеба, пачку маргарина и пачку леденцов и полпачки табаку…

31 января 1942. Число умирающих возрастает с каждым днем… Говорим очень слабыми голосами. Всегда на одну и ту же тему: какова будет жизнь, когда немцы наконец победят, и закончится эта проклятая война. Пока пишем идеальный план устройства государства, программ народного образования, землеустройства и социальной помощи — стараюсь предусмотреть все случаи жизни.

Но все же, если бы сейчас пришел к нам какой-нибудь добрый волшебник и предложил бы нам перенестись в советский тыл, где довоенная жизнь и белый хлеб, и молоко, и табак, и все прочее. Или сказал бы, что и до конца дней наших будете жить вот так, как сейчас. Я, моя жена, и дети, без сомнения выбрали бы второе. Лучше голод, чем советская власть![11]

Отчего же был упущен уникальный шанс сделать несчастную Россию — свободной и счастливой? Ведь среди русского народа было много людей, кто мог бы восстать, и коммунистическая власть не устояла бы, особенно в первый год, когда все висело на волоске. Но немецкая политика была поразительно близорукой, «зачем усложнять, если довольно нашего фельдфебеля» — и русские люди, лояльные новой власти, или никак не использовались, или получали мелкие административные должности. А сотни тысяч бывших красноармейцев, попавших в плен — очень многие, из-за нежелания сражаться и умирать за сталинский режим! — были бессмысленно загублены, вместо того, чтобы создать из них армию Новой России! А ведь, как рассказывал П., «мы надеялись, что очень скоро образуется русское правительство, временное, конечно, отчасти из представителей интеллигенции, отчасти из русских эмигрантов, начнет формироваться армия и внешняя война перейдет в гражданскую. Немцы будут только давать оружие и поддерживать авиацией, которую нельзя создать скоро». Но Гитлеру были нужны лишь новые земли для Великой Германии, и бессловестные рабы. Тем самым был упущен исторический шанс, раз и навсегда покончить с русским большевизмом!

Причем часть вины в этом лежит и на нашем несчастном народе. Да, война часто излишне жестока и несправедлива — но после нее настала бы совсем другая жизнь! Если немцы не желали сделать шаг навстречу, значит нам надо было, в смирении, сделать два. Даже если ты и твои родные неправедно пострадали — подумай, что немецкая жестокость это не более чем временный эксцесс, в отличие от большевистской, основополагающей и постоянной. Далеко не все партизанские банды создавались парашютистами из НКВД. Ты хочешь мстить за свою семью, друзей, односельчан? Но подумай, кого конкретно ты отомстишь — скорее всего, совсем другим людям, пусть и одетым в такие же мундиры. И если тебе удастся после убежать в лес, в ответ сожгут еще одну деревню — если и там найдутся свои мстители, это приведет лишь к тому, что маховик жестокости будет раскручиваться все сильнее!

И если мальчишки из «Молодой Гвардии» просто не думали, кто ответит за их безумное геройство — то образ партизана-героя стал высочайше одобренным образом советской пропаганды! Вопреки общепринятому в цивилизованном мире, что воюет лишь армия, а население не сражается, как бы оно к войне ни относилось. И любой, взявший оружие, но не носящий мундир — преступник, независимо от всех прочих обстоятельств. Партизаны были не героями, а преступниками — потому что каждый выстрел из леса в «оккупантов» убивал возможность диалога, конструктивного сотрудничества с победителями. Что еще укрепляло немцев в их изначально ошибочном отношении к всему русскому народу, как к нации подлых бандитов.

Был один островок в этом море безумия — «Локотская республика». Территория, размером превышающая Бельгию — и юридически, независимое государственное образование, союзник Рейха! У нее был флаг — российский триколор. И суверенная власть — когда немцы полностью возложили именно на нее, а не на свои комендатуры, все государственные функции, как обеспечение порядка, сбор налогов, снабжение проходящих частей вермахта продовольствием, охрану немецкой собственности и грузов. И эта власть была отнюдь не пришлыми «варягами» — среди руководителей Локотской республики были бывший председатель райисполкома, председатель колхоза, директор мастерской, главбух райпотребсоюза, директор школы — в общем, целое собрание бывших коммунистов, весьма статусных в СССР людей! Благодаря их усердию, республика стала стремительно развиваться и восстанавливаться, работали крупные промышленные предприятия — кожевенный, сахарный, спиртовой заводы! — открывались школы, больницы, даже театр. По заверению немцев, население здесь жило лучше всех территорий, оккупированных вермахтом — при том, что исправно выполняло все поставки по требованию германских властей. Такого оживления и расцвета творческой и интеллектуальной жизни, такого подъема Локоть никогда не видел в своей истории ни до сорок первого года, ни после войны![12]

Но пришел Сабуров, офицер НКВД, особист разбитого батальона, и с ним первоначально было всего девять человек. Всего через три месяца он командовал отрядом из трех сотен партизан, и это еще не имея никакой связи с Москвой. А через полгода в его отряде было уже больше тысячи. «Тащ командир, возьмите к себе, а то поборами задавили, житья нет» — глупцы, сменявшие сиюминутную выгоду на будущую свободу! Ведь в Локотской республике было сделано то, что больше нигде — отменены колхозы! Земля, скот, рабочий инвентарь были розданы в личную собственность, причем с учетом отобранного в 1917 году — если бывший владелец мог предъявить свидетелей или бумаги. Конечно, германское командование, испытывающее в то время большие трудности под Москвой, возложило значительную повинность, по поставке продовольствии и теплых вещей, на республику в целом — тем самым, бежавшие в лес, перекладывали свою ношу на соседей! — но эти трудности были сугубо временными, и безусловно, победившая германская сторона даровала бы Локтю щедрые послабления и привилегии, и можно лишь мечтать, какой «Швейцарией» стала бы эта территория, если бы не Сабуров, и местечковый эгоизм.