Доизвинялся - Джей Рейнер
Шрифт:
Интервал:
– Рад, что у тебя получилось. Приятно тебя увидеть.
Она уставилась в свой бокал.
– Я просто хотела сказать, Марк… ну, понимаешь… извини…
– Надо же, передо мной кто-то извиняется.
– Заткнись, дурак. Я хотела сказать, извини, что в тебе сомневалась. Похоже, ты делаешь крайне нужное дело. Извинение за рабство, та история в Ирландии, представление в Австралии. Довольно лихо.
– Спасибо.
– Правда, плакать можно бы поменьше.
– Ну, сама знаешь. Так полагается.
– Приятно видеть тебя счастливым.
– Несмотря на слезы?
– Ага. Ловко у тебя получается: много плакать и быть счастливым одновременно.
– Спасибо. Я счастлив. Все это немного странно, знаешь… весело. А как у тебя? Новая работа. Это прекрасно, правда?
На секунду она как будто засомневалась, точно перебирала в уме ненадежные доказательства. Потом с чуть излишним пылом закивала.
– Да. Потрясающе. Веселюсь вовсю. Уйма всего интересного. Много путешествую, замечательные люди. Кстати, в Лондоне я часто виделась с Люком. Он ведь скоро приедет, верно?
– Ага. Через пару недель.
– Потрясающе.
– Очень на это надеюсь. Будет здорово.
Повисло мертвое молчание, прерываемое лишь приглушенным ревом на сцене над нами.
– Слушай, Линн. То, как мы расстались…
Она отмахнулась.
– Это жизнь, Марк. Ты сделал то, что должен…
– Знаю, но…
В дверь постучали, в щель просунулась голова Фрэнки.
– Транспорт ждет, братишка. Пора ехать.
– О'кей, Фрэнки. Дай нам еще секундочку. Линн, мне, похоже, надо…
– Ну конечно, конечно. Просто хотела поздороваться. И вот поздоровалась, а потому я…
– Да будет тебе, пойдем со мной до машины. А потом служба безопасности проведет тебя назад на стадион.
Быстрым шагом мы пошли по коридорам, с флангов окруженные Алексом и Фрэнки, и по пути я бормотал пустые, неловкие слова, о том, как глупо иногда себя чувствуешь, когда при тебе столько народу. Мы только-только повернули за угол, впереди показалась моя машина, стоявшая со включенным мотором у служебного выхода, и я уже собирался сказать Линн что-то про то, что в следующий раз, когда будет в Нью-Йорке, она должна мне позвонить, как Алекс гаркнул:
– Опасность на три часа!
Тут события, наезжая друг на друга, понеслись с сумасшедшей скоростью. Фрэнки чуть ли не подхватил меня на руки, протащил последние десять ярдов до машины и буквально бросил внутрь, после чего за мной с лязгом захлопнулась дверь. Справа от себя я услышал девчоночий визг, увидел, как прочь в сумрак укатывается отблеск чего-то хромированного.
Когда машина рванула с места, я сумел, подтянувшись, сесть на заднее сиденье и выглянуть в затемненное окно как раз во время, чтобы увидеть, как по пандусу скатываются три женщины в инвалидных креслах, а над ними с пистолетом наголо стоит Алекс.
С переднего пассажирского сиденья ко мне обернулся Сатеш:
__ Что там за переполох?
– Сэр, мы засекли угрозу Верховному Извиняющемуся, сэр, – сказал сидевший за рулем Фрэнки.
– Вот черт! Правда? Ты в порядке, Марк?
– В порядке. Только немного ошарашен.
– Надо думать, встреча с членами женской олимпийской сборной паралитиков США, которую мы наметили на девять вечера, когда ты будешь выходить со стадиона, отменяется. Какая жалость.
Я бросил на Фрэнки испепеляющий взгляд.
– Сэр, мы подумали, что опознали… я хочу сказать, мы опознали… – Он иссяк.
Оглянувшись в заднее окно, я увидел удаляющуюся громаду Стадиона ветеранов, залитую светом прожекторов и такую яркую на фоне ночного неба. В мозгу у меня застряло одно. Не женщины в инвалидных колясках, которые все кружили и кружили, точно лошадки на карусели, и не Алекс, который, стиснув зубы, обеими руками сжимал рукоять пистолета. Нет, это была Линн, которая смотрела вслед машине, и на лице у нее было все то же старое, знакомое выражение. То привычное выражение, казалось, говорившее: «Ну и остолоп же ты».
Как-то утром, проснувшись один в своей постели в Нью-Йорке, я обнаружил собственные тазовые кости. Поначалу я не мог взять в толк, как понимать эти два твердых выступа. Крупный мужчина чересчур хорошо знаком с географией собственного тела, но не с его геологией. Мы не задумываемся над проблемами мышечной массы и костяка, потому что тогда пришлось бы искать оправдания излишкам плоти, которые их скрывают, и проще вообще не поднимать эту тему, даже наедине с собой. Тем не менее вот они – чуть южнее мягкого горба живота два выступа кости, по диагонали уходящие к паху. Выбравшись из кровати, я голым стал перед зеркалом в полный рост. Теперь я понял, почему с Дженни меня ничего не смущало. Смущаться было нечего. «Любовные рукоятки» растаяли. С меня сошел вес.
Это было только логично. Внезапно до меня дошло, что за несколько месяцев я не съел ни одного сколько-нибудь запоминающегося обеда или ужина. Кутеж с икрой «Олмас» не в счет. В икре нет калорий. Вот почему ее едят богатые. К тому же мы раздавали весь шоколад, который мне стали присылать после моего появления в «Разговоре по душам». И несколько недель я скитался по всему свету, упуская те возможности поесть, которые некогда составляли бы для меня смысл поездки. Прежний Марк Бассет искал бы в Ирландии лучших соленых кренделей, устриц и лангустинов. Во Вьетнаме настоял бы, чтобы его повели в лучший ресторан попробовать фо, баснословно острую говяжью лапшу, краеугольный камень вьетнамской кухни. Он ел бы клешни крабов в Мумбаи и подкопченные кебабы в Карачи, за обе щеки, уплетал бы барбекю из креветок в Австралии.
Но новый Марк Бассет ничего такого не делал. Очевидно, я что-то ел, но как занятой человек: рассеянно и не замечая, что именно. Я даже не помню, было съеденное вкусным или нет. В Лондоне о таком и помыслить было нельзя. Качество пищи стояло превыше всего. В моей прежней жизни тон недели гораздо чаще задавали блюда, нежели люди, с которыми я их поглощал. В моем представлении о городе главное место занимало знание о том, где располагаются подходящие рестораны. В этой новой жизни необходимость в подходящих ресторанах отпала.
Разумеется, можно было бы сказать, что я потерял аппетит, но я предпочел другую точку зрения: просто нашелся новый аппетит, который никакого отношения не имел к тому, что я кладу в рот. После обеда я пошел на Пятую авеню и купил костюмы от Пола Смита: один в едва заметную ржавую полоску, другой – в возмутительную мелкую ломаную клетку. В магазине «Кензо» я подобрал к ним рубашки угольно-серого и сине-стального цветов, облегающие, а не обвисающие, в которых прятался раньше. Я пошел в «Босс» и там купил брюки, которые не приходилось затягивать ремнем высоко над пузом, чтобы они не спадали, и шелковые водолазки, на которые раньше и не смотрел из страха, что в них я буду выглядеть так, будто у меня женская грудь. (А она была.) В старые времена я, конечно, фантазировал о том, чтобы создать новую, щегольски одетую версию себя, но мне хватало реализма, чтобы понимать, что в таких магазинах я едва влезу в примерочную кабинку, не говоря уже об одежде. Но теперь все изменилось. Уже нет необходимости с отчаянием выискивать самый большой размер, потому что я и в большие-то едва втискивался. Теперь у меня появилась новая игрушка, и этой игрушкой было мое тело.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!