Кинжал в постели - Галина Владимировна Романова

Неплохо осведомлен, подумал Воскобойников. Более чем неплохо.

– И я, признаюсь, не удивлен, – закончил вдруг свою речь Неклюдов. Встал и указал Воскобойникову на дверь. – Думаю, что нам пора.

– Чему вы не удивлены? – Олег и не думал сдвигаться с места. Он еще не все узнал у этого противного заморыша.

– Тому, что ранения у Боголюбова пустяковые.

– Да? А почему не удивлены?

– Потому что он не собирался его убивать! И не смог бы никогда! Он всего лишь хотел его напугать. И остановить, если хотите, – фыркнул Неклюдов и широко распахнул дверь кабинета.

– Почему?! Почему вы так уверены, что он не стал бы убивать?!

Как завороженный Воскобойников двинул за ним следом и, к слову, еле поспевал. Низкорослый Неклюдов оказался шустрым на ногу.

– Потому что… – Он резко остановился у двери в магазин и глянул на него снисходительно. – Потому что в вашего Боголюбова стрелял его сын…

Боголюбов вышел на больничное крыльцо и приятно удивился. На стоянке стояла его машина. Возле нее, покручивая ключами на пальчике, топталась Мари. До того свеженькая и хорошенькая, что захватило дух, и снова заныли ранения, которые доктор назвал пустяковыми.

Может, и были они несерьезными, спорить бы он не стал. Но все равно болело. Причем болело почему-то все тело от пяток до макушки. Так болело у него однажды после массовой драки в зоне. Когда он встрял за чьи-то, пересекающиеся с его, интересы. Его тогда не поколотили, но он так яростно работал, руками и ногами, что потом болело все. И приходилось прилагать усилия, чтобы встать с койки, лечь на нее и присесть к столу.

– Привет! – ласково улыбнулась Мари и подалась ему навстречу. – Как ты?

– Нормально. А ты?

– Соскучилась. – Мари потерлась щекой о его заросший подбородок. – Колючий какой… Есть небось хочешь? Поехали домой?

Домой? Есть? Боголюбов вспомнил ее овсянку, салатики, поморщился. И Мари неожиданно угадала. И рассмеялась.

– Да нет, Сереж, я не готовила. Еду заказала в ресторане. Стол накрыт. Едем? Кто за рулем? Ты? Я?

– Давай ты. – Он вытянул руки и глянул с сожалением на подрагивающие пальцы. – Сил нет что-то…

Они уселись: Мари за руль, он рядом. Мари завела машину, вырулила со стоянки. Аккуратно проехала тесным коридором между машинами. При выезде на проспект Сергей вдруг схватил ее за руку.

– Поворачивая направо, – потребовал он.

– Но нам же налево, Сереж, – возразила она, недоуменно моргая.

– Направо… Заедем на кладбище. Давно у своих не был. Давно…

Она молча кивнула и подчинилась.

К воротам кладбища они подъехали через полчаса. Машин было мало, припарковались без проблем. Мари выпорхнула из машины, помогла ему выбраться, крепко ухватила его под руку и пошла рядом, испуганно озираясь по сторонам.

– Ты чего? – Он погладил ее ладошку. – Боишься?

– Не люблю тут находиться, – Мари исподлобья глянула на могилу, мимо которой они проходили. – Не люблю!

– Их нечего бояться. Оттуда еще никто не вернулся, – проговорил Боголюбов и пошел к знакомой ограде.

Могилы сына и жены были ухожены, оградка покрашена. Цветы стояли свежие, но только у жены.

Надо же, с теплом подумал Боголюбов о своих соседях, и тут не забыли позаботиться. Квартиру в порядке содержали и могилы.

– Вот здесь мои родные… – ломающимся от волнения голосом произнес он, присел на корточках, провел ладонью сначала по одной, потом по второй фотографии, прошептал: – Привет…

Он потом что-то еще шептал им. Что-то хорошее и светлое. В чем-то винился, за что-то просил прощения. Не заметил, как пошел дождь. И на Мари почти не смотрел. Она покорно сидела на скамеечке и не отводила взгляда от фотографии его сына. Лицо ее было серым то ли от испуга, то ли от холода. Ему сделалось стыдно.

– Идем, ты совершенно замерзла. – Сергей встал, отряхнул колени, в какой-то момент, даже не заметив, он опустился на землю. – Идем, Мари.

Но она почему-то упорно не вставала, продолжая таращиться на могилу его сына. Вернее, на его фотографию.

– Мари! – повысил голос Боголюбов. – Ты чего?

Она вздрогнула, вытащила из кармана руку и, вытянув ее в сторону памятника его сыну, произнесла:

– Ты сказал, что оттуда не возвращаются?

– Да, сказал. Идем. – Он уже пожалел, что притащил ее сюда, не ожидал, что она так расквасится.

– Ты сказал, что оттуда не возвращаются?! – чуть громче спросила Мари, и ее начало колотить.

– Мари? Что с тобой, детка?

Боголюбов с силой сорвал ее со скамейки, прижал к себе, погладил по содрогающейся спине.

– Сказал, конечно, сказал, это факт непреложный, – начал говорить он тихим, ласковым голосом, хотя обниматься с другой женщиной на могиле жены было неприятно. – Оттуда не возвращаются, Мари.

– Но он… Он жив! – И ее трясущаяся ладошка снова ткнула в сторону памятника его сыну.

– Кто жив? – Боголюбов недоуменно проследил ее жест.

– Этот парень… Он жив, это точно!

– Мари… – Сергей попятился, выпуская ее из рук. Тяжело вздохнул, покачал головой. – Если бы это было правдой, Мари… Я не знаю, что сделал бы…

– Этот парень жив, Сережа. Это тот самый Диман, про которого я тебе говорила, – затараторила она, вышла из оградки, увлекая Боголюбова оттуда за рукав. – У меня отличная память на лица. Если я один раз увидела человека, я запомню его на всю жизнь. Он сменил прическу, да. Он теперь носит длинные волосы, зачесывает их назад, иногда убирает в хвост, но это он! Он!!!

Боголюбов молча следовал за ней по узкой дорожке. В голове было пусто, в душе тоже образовалась странная пустота. Ни боли, ни злости на Мари. Пусто!!!

И еще кое-что было. Крохотное такое воспоминание, которое он, очнувшись в больничной палате, принял за бред вследствие болевого шока.

Там на дороге, когда тот человек стрелял в него и говорил что-то напоследок, ему вдруг показалось, что он узнал этот голос. Он не помнил слов, он помнил голос. И он очень сильно напомнил ему голос его сына.

Он… Он жив???

Семен Боголюбов, а по теперешним документам – Дмитрий Ивасюк, медленно расчесывался перед зеркалом. Он со злостью всматривался в черты лица, которое восемь лет старался изменить, загрубить, сделать мужественным. Но материнские гены не хотели исчезать, они проступали в полных губах, длинных ресницах, красивых большущих глазах. Он отрастил волосы, выбелил их под седину, надеясь прибавить возраста, зачесывал назад, обнажая не очень высокий лоб. Хоть что-то, хоть как-то, ну!