Интересно девки пляшут, или Введение в профессию - Александр Костенко

Трое мужчин, все как на подбор высокие, с жёсткими волевыми обветренными лицами, скорее они смахивали бы на охотников, если бы в руках вместо автоматов держали старенькие двустволки.

— Кто такая будешь? — спросил меня тот, что был постарше и, видимо, главным.

— Я — прохожая. А вы кто такие? Лесные братья? — ответила я вопросом на вопрос и тут же прикусила язык.

— Прохожие, уважаемая, по улицам в городе гуляют, а не по лесам шастают, — очень недобро сверкнув глазами, ответил тот, кого я окрестила про себя главным.

Слово «уважаемая» мне особенно не понравилось, ибо его часто употребляет тот самый особый контингент, с которым я каждый день сталкиваюсь по работе.

— Ну, раз прохожая — пройдёшь с нами, — с какой-то грустью в голосе произнёс здоровяк в пятнистой бандане и качнул стволом автомата в сторону леса.

Он пошёл вперёд, за ним — я, остальные пристроились сзади. «Вот это я влипла, похоже, с этими амбалами точно не договоришься», — тоскливо думала я. «Интересно, кто это всё-таки? На охотников не похожи, может, дезертиры? В таком случае дело вообще — дрянь. Эти точно не отпустят. Или сразу пристрелят, хотя если ещё не пристрелили, может, сначала хоть трахнут напоследок», — грустно пошутила я про себя.

Вскоре мы вышли на небольшую полянку, которую в полном соответствии с особенностями местного ландшафта тоже огибала неизвестная мне речушка. Кругом были расставлены палатки, не среднего размера туристические из разноцветного прочного нейлона, а большие — из выцветшего толстого брезента. По всей видимости, армейские. Посреди поляны — огромное кострище. Чуть поодаль на самом краю стояло бревенчатое, явно наспех сложенное сооружение, наподобие рубленой бани или сарая, только без окон. Чуть в стороне стояли два УАЗа защитного цвета с московскими номерами. Автоматически запомнив номера машин, ещё раз быстро оглядела местность. Людей вокруг не наблюдалось.

Меня вывели на середину свободного от палаток пространства и знаком приказали остановиться. Двое из моих провожатых встали рядом со мной по бокам, а тот, кто, по-видимому, был старшим, зашёл в ближайшую палатку, с грохотом откинув тяжёлый полог.

Через минуту из палатки вышли двое — мой провожатый и высокий молодой, лет тридцати, человек с голым торсом, со светлыми волосами и довольно приятной наружности. Он приветливо улыбнулся и широко развёл в стороны руки, как будто встретил хорошую знакомую. Но что-то в его приветливом взгляде, откровенно говоря, напрягало. Он подошёл ближе и остановился примерно в трёх метрах, продолжая улыбаться.

— Смотрите, какая прекрасная незнакомка к нам гости пожаловала! — воскликнул он и вдруг, без всякого перехода, спросил, продолжая довольно улыбаться:

— Ты сама разденешься или тебе помочь?

Сказано это было с той же добродушно-хищной улыбкой, так что я даже сначала не поняла смысла сказанного, всё моё внимание было приковано к медальону, висевшему у него на груди. Массивный, явно из золота, в виде половинки мальтийского креста, украшенного красными камнями…

«Интересно девки пляшут. Точно такой же медальон во время войны нашёл мой дед в каком-то старинном замке в Германии», — опешила я и даже непроизвольно коснулась того места на груди, где я всегда его носила, но тут же вспомнила, что перед отъездом на дачу от греха подальше оставила медальон дома.

— Ну, так что — сама? Или?.. — вернул меня к неприятной действительности противный голос.

Я подняла голову и внимательно посмотрела на блондина. Он кивнул моим провожатым, они мгновенно отреагировали и, приблизившись вплотную, схватили меня за руки.

— А почему я это… — голос мой предательски задрожал, — должна сделать? — внезапно в животе стало пусто.

— А потому, дорогуша, — терпеливо пояснил высокий и молодой блондин, — что обычай у нас такой, а с чужим уставом, как говорят… — развёл он руками.

Я прекрасно осознавала, что никуда мне не деться, и, представив, как через секунду меня будут валять по песку, срывая одежду, я словно в тумане произнесла:

— Сама.

— Не слышу, что сама?! — громко рявкнул блондин, и от его доброжелательности не осталось и следа. Махнул рукой бородатому, и тут же я ощутила боль в правом боку от несильного удара прикладом.

— Я разденусь сама, — почти по слогам отчеканила я, собрав остатки моей воли в кулак.

— Валяй, — опять добродушно сказал блондин, видя, что я абсолютно деморализована.

Я отвернулась от них и начала медленно снимать одежду. Когда же на песок упали трусики, мне вдруг стало очень холодно несмотря на то, что вовсю жарило солнце. Я задрожала как осиновый лист на холодном ноябрьском ветру.

— Молодец, — услышала я голос за спиной, — а теперь повернись.

Прикрыв одной рукой грудь, а другой — низ живота, я медленно повернулась. Ноги продолжали предательски дрожать, и я в первый раз в жизни ничего не могла с собой поделать.

— Теперь подойди ко мне и опусти руки, — продолжал издеваться блондин.

Я подошла, но рук не опустила. В тот же момент ощутила такой сильный удар по лицу, что голова моя мотнулась в сторону, а во рту появился солоноватый привкус крови. Повинуясь естественному инстинкту, я опустила руки. Блондин внимательно оглядел меня с ног до головы и видимо остался доволен.

— На колени! — снова рявкнул он, а я, поняв, что сопротивляться бесполезно, покорно выполнила приказ.

Блондин взял меня за подбородок и, рывком заставив меня посмотреть на него, сказал:

— Меня зовут Андрей, а тебя как?

— Наташа, — пытаясь унять дрожь, ответила я.

— Нет, теперь ты не Наташа, теперь ты — моя шлюха, и я могу делать с тобой всё, что я захочу. Поняла?

Я кивнула головой. Пусть делают, что хотят. Главное сейчас — остаться живой и по возможности здоровой. Мне необходим был тайм аут, чтобы собраться с мыслями. Убивать меня пока не собирались. А это главное.

— Теперь скажи мне об этом.

— Андрей, я — твоя шлюха, делай со мной, что хочешь, — я заставила себя заплакать.

— Хорошо, — удовлетворённо сказал Андрей и, отпустив мой подбородок, стал расстёгивать брюки.

Кончив, он грубо оттолкнул меня от себя и лениво спросил:

— Кто ещё хочет мою шлюху?..

Когда всё наконец закончилось, мне выдали вместо всей моей одежды военный пятнистый бушлат, который не доходил мне и до колен, а на мою робкую просьбу оставить хотя бы трусики блондин хохотнул и сказал, что они мне больше не понадобятся. Затем они открыли дверь сарая, стоящего в тени деревьев, и грубо впихнули меня внутрь. Я упала на строганные доски пола. Дневное солнце лишь местами пробивалось через неплотно подогнанные брёвна. На ощупь я поползла на коленях и забилась в угол. Сарай был пуст. Чувство унижения было настолько сильным, что теперь мне по настоящему хотелось плакать. Они не дали мне даже подмыться, и, ощущая липкую мокроту между ног, я содрогалась от омерзения. Но я взяла себя в руки, дав слово поквитаться за всё. «Они ещё не знают, с кем связались, — злорадно подумала я. — А теперь необходимо хорошо выспаться», — почти успокоилась я. Устроившись на куче остро пахнувшего сена, я закрыла глаза, и незаметно пришёл спасительный сон.