Ярость валькирии - Ирина Мельникова

— Арестуйте ее! — выкрикнула она истошно. — Эта шалава залезла ко мне в квартиру!

— Не к тебе, а к Володечке! — парировала блондинка. — И не залезла, а он сам меня пригласил. Давно! У нас любовь. Товарищ полиция, арестуйте ее! Она преступница. Знаете, что она хотела сделать?

Вера растопырила пальцы и снова бросилась на блондинку. Та взвизгнула и закрыла лицо руками. Кирилл поймал Веру в полете и водрузил на место.

— Ненавижу! Шалава! Шлюха! — шипела Вера.

— Ну-ка, ну-ка! — прикрикнул на нее Кирилл. — Давайте без вольностей, гражданка Гаврилова! Разберемся! Объясните, что тут произошло?

Вера было открыла рот, но блондинка оказалась шустрее.

— Она преступница, товарищ полиция! Более того, она — вандал! Она хотела уничтожить великую картину! Ее казнить мало! У вас есть пистолет? Застрелите ее!

Вера молчала, буравя блондинку ненавидящим взглядом, но сделала движение ногой, словно пыталась оттолкнуть от себя некий бесформенный ком, валявшийся в снегу.

— Картину, говорите?

Кирилл поднял ком с земли. Он оказался тяжелым, свернутым в рулон холстом, изрядно потрепанным и истерзанным в схватке.

Вера суетливо задергалась, словно пыталась вырвать картину из рук Кирилла и одновременно сбежать, но он махнул в ее сторону пистолетом и приказал не двигаться. Вера сникла и замерла, притулившись к мусорному баку.

Кирилл осторожно развернул смятый холст. Сквозь паутину трещин, заломы полотна он разглядел, что перед ним предмет его тщетных поисков в мастерской Кречинского. Мало того что на холсте были изображены Тамара Чупилова и Мария Сотникова, лица остальных воительниц были ему также хорошо знакомы. Именно они смотрели со снимков в паспортах женщин, пострадавших от рук маньяка…

Попытка что-то дознаться от Кречинского провалилась. Художник на все попытки растолкать его отвечал нечленораздельным мычанием и глаз не открывал. К приезду следственно-оперативной группы Вера привела его в относительный порядок, натянула джинсы и прикрыла одеялом. И даже пыталась сагитировать Кирилла помочь ей переложить мужа на диван. Но майор наотрез отказался и развел истерзанных в схватке дам по разным углам.

— Везите художника пока в «обезьянник»! Пусть проспится! — распорядился чуть ли не с порога Навоев и обвел хищным взором насупленных воительниц. — А дамочек по одной ко мне на допрос!

И по-хозяйски уверенным шагом направился в кухню.

Опера в присутствии понятых занялись обыском в мастерской. Эксперты фиксировали следы ног, потожировые отпечатки на мебели, дверях, бутылках, кистях, делали соскобы краски с палитры и с картин, фотографировали возможные вещдоки. Скальпель тоже изъяли, причем не один. На полке, заваленной всякой рухлядью, их обнаружили чуть ли не дюжину. По другому случаю Миронов удивился бы, на кой ляд столько скальпелей, не операционная ведь, но сейчас любая находка, которая вписывалась в версию о маньяке, была, как лыко в строку.

В этот раз бригаду криминалистов возглавлял не Дмитрич, а старший эксперт майор Савельева — худющая, нервная и неразговорчивая. Лезть под руку, когда она под протокол сообщала дежурному следователю о действиях криминалистов, никто не решался, поскольку Савельева без лишних церемоний посылала на хрен и требовала не учить ее жизни. Кирилл и не пытался, потому что имел богатый опыт общения с подобными дамами в полицейской форме. Окинув подчиненных строгим взглядом, он направился в кухню.

Вера сидела за столом напротив Навоева с надменным видом и молчала. Капитан тем временем пристально изучал журналистское удостоверение, бросая взгляды то на лицо владелицы, то на фотографию, словно надеялся, что перед ним сидит идейный вдохновитель международного терроризма. Наконец, заметно поскучнев, придвинул к себе бланк протокола.

— Итак, Вера Петровна…

— Без адвоката я слова не скажу! — процедила та сквозь зубы.

— С чего вдруг? — притворно удивился Навоев. — Мы же вас не истязаем, не выбиваем показания, действуем строго в рамках закона, верно, Кирилл Андреевич?

Кирилл кивнул. Веру он на дух не выносил. Век бы ее не видать, если бы не печальные обстоятельства! Гаврилова была из той категории журналистов-ябедников, которые при малейшей оплошности полиции пишут кляузы вышестоящему начальству и в прокуратуру, а в статьях какую только гадость не льют, какие только мерзости не приписывают. Он ни капли не сомневался, что Гаврилова уже вызвала адвоката. А еще предчувствовал, что вскоре придется не на шутку отдуваться и доказывать, что никто ей руки не заламывал, а синяки и ссадины она получила в схватке с Павиной. Поэтому Кирилл решил до поры до времени не раскрывать рта. Пусть Навоев отдувается, а то обрадовался, воссиял, как царский червонец.

— Знаю я ваши штучки! — усмехнулась Вера. — Я вам — слово, а вы мне — статью!

— Господь с вами! — почти искренне возмутился Навоев. — Мы — серьезные люди! Хочу всего лишь спросить о совершенно нейтральных вещах. За что вы, к примеру, избили гражданку Павину? Она сейчас заявление на вас пишет. Это так, Кирилл Андреевич?

— Точно! Пишет! — осклабился Кирилл. — Хвастает, что в школе лучше всех сочинения писала!

— Я вот тоже на пятерки сочинения писал! Учительница говорила, что писателем стану! Вот и стал… писателем протоколов! — грустно поведал Навоев. — Но периодически с разными беллетристами общаемся, не так ли, майор? — и в упор посмотрел на Веру. — Вы ведь из этой породы, да, гражданка Гаврилова? Может, поделитесь опытом, под какие басни-сказки госпожа Сотникова выложила вам триста тысяч?

— А это вас не касается! — побелела от злости Гаврилова. — У нас все честно, по договору! Сотникова спонсировала выставку моего мужа, он за это должен был написать ее портрет!

— Триста тысяч за портрет? — Навоев озадаченно посмотрел на Кирилла. — Видно, я совсем ничего не понимаю в искусстве!

Вера скептически усмехнулась:

— Конечно, мой муж не Никас Сафронов, но у него тоже есть имя. Его работы выставлялись в Москве…

И гордо приосанилась, правда, не уточнила, что работы Володи Кречинского, как победителя областного конкурса юных художников, выставлялись в Московском дворце пионеров в середине восьмидесятых годов прошлого столетия.

— Мы еще вернемся к теме искусства! — Навоев приветливо улыбнулся. — Вы ж не откажетесь рассказать о многогранном творчестве вашего супруга? А сейчас возвратимся к драке с гражданкой Павиной. Итак, что вы с ней не поделили?..

Кирилл пристроился в углу кухни. Его неприкрыто забавляло противостояние Навоева и проныры журналистки. Правда, капитан тоже оказался не из простаков и мигом понял, на какую кнопку нажать, чтобы Вера Гаврилова взорвалась молниеносно, как склад китайской пиротехники.

— А гражданка Павина пусть к чужим мужьям не пристает! Пустили козла в огород! Ученица! Художница, мать ее за ногу! Шалава подзаборная! Овцой прикидывалась! Глазки стеснялась при мне поднять!