Медики шутят, пока молчит сирена - Борис Горобец

Академик Андрей Воробьев… 2010. С. 140

Дача в Барвихе в подарок от Ельцина

«Так получилось <в 1996>. Я о пациентах говорю только то, что публично известно, об этом в газетах было написано. Я руководил консилиумом, который в течение нескольких лет его <Ельцина> лечил. Он нам, врачам, подарил по 15 соток пахотной земли в Барвихе. Я сказал: „Ну, мне это не нужно“. Но бригада моя сказала: „Ты — совсем!.. Ты знаешь, сколько это стоит? Так что помалкивай, тебе не нужно, нам нужно!“ Потом я понял: дают — бери, а бьют — беги!

Чего там! Взяли эти 15 соток, построили там дом».

Академик Андрей Воробьев… 2010. С. 141

О сепсисе у завотделом ЦК КПСС. «Пенициллин — не вчерашний день!»

1

А. И.: «У меня был <пациентом> зам. начальника управления ЦК партии Б. Я прихожу к Коновалову в нейрохирургический Институт. В подвале больной помирает. Сделали какую-то операцию на позвоночнике, ерундовую, и помирает. Температура-то небольшая, 38 с чем-то.

— А чего он помирает?

— А черт его знает!

Я посмотрел. Почти ничего нет, кроме сепсиса. Обычная полиорганная патология, которая не диагностируется нейрохирургом по понятным причинам — он ищет неврологию. Я назначаю пенициллин — большую дозу. Приходит Маят, главный хирург <4-го> Управления, говорит:

— Андрей Иванович, Вы знаете, как я к Вам отношусь. Но все-таки пенициллин, это же у нас в хирургии — вчерашний день. Я говорю:

— У вас — да, но у нас это иначе. И он будет получать 2 миллиона пенициллина. Вы только не волнуйтесь, Вы придете завтра, мы все решим. Ну, назавтра зашебуршилось все 4-е Управление. Что такое начальник Управления делами ЦК? — Это второй человек после Брежнева, а тут — зам. начальника, это побольше любого министра. Зашебуршились, собирать консилиум хотят, чтобы, значит, меня поправить давежем <давлением>. Это человек десять придет, а я один. Я тогда сделал ход конем: вызываю Валентина Покровского, главного инфекциониста. А у него докторская по менингиту, менингококку — он все, это знает. Он пришел, посмеялся и, конечно, подтвердил терапию. Ну, тогда они стихли. А главное, на следующий день, я спрашиваю: „Ну, как?“

— Да, знаете, плохо, но потливость прошла…»

Академик Андрей Воробьев… 2010. С. 478

2

Комментарий Б. Г.

Об этом необычном случае и дальнейшем лечении пациента имеется рассказ «Жертва привилегий» (в кн.: [Найдин В. Л. Вечный двигатель (рассказы врача). М.: ЭКСМО, 2007]. Он написан профессором-невропатологом и писателем Владимиром Львовичем Найдиным, заведующим отделением нейрореабилитации Научного нейрохирургического центра им. Н. Н. Бурденко. Во время нашей встречи в октябре 2008 г. В. Л. Найдин, узнав, что я (Б. Г.) готовлю книгу о А. И. Воробьеве, восторженно отозвался о нем и предложил включить в мою книгу следующий свой рассказ о том, как в 1970-е годы ему вместе с А. И. Воробьевым пришлось лечить заместителя начальника отдела ЦК КПСС Б., который курировал, в частности, все здравоохранение страны. В рассказе он выведен под именем Ивана Анисимовича (И. А.).

Начальная фабула такова.

И. А. 55 лет, хорошо себя чувствует. Проходит диспансеризацию. Согласно заключению врачей — в принципе здоров. Но лечащий врач находит начинающийся остеохондроз и предлагает пройти сеансы физиотерапии на только что приобретенном итальянском кресле-вибраторе («посидишь в таком кресле минут 20, повибрируешь — соли и рассыпаются, как сахар. Позвоночник будет, как новенький»). Но с каждым сеансом пациенту становилось все хуже.

«Налетела куча консультантов. Один опытный профессор-невропатолог (запомнился его очень длинный нос) решил, что это воспалительный процесс, миелит называется, назначил гормоны <преднизолон> в совершенно лошадиной дозе. Все удивились, но согласились. Уж очень он был авторитетен. Но… ошибся. Становилось все хуже. Ноги отказали полностью. Писанье только через трубку, катетер. Караул! Поднялась температура. Наконец, призвали нейрохирурга. Приехал молодой, но уже маститый специалист с мировым уровнем. Заподозрил кровоизлияние в спинной мозг. Сделали дополнительные хитрые рентгены с контрастом. Все подтвердилось. Надо оперировать. А вот тут закавыка: после такой лошадиной дозы гормонов оперировать опасно — послеоперационная рана будет плохо заживать. Если вообще будет заживать. Швы не будут держаться. А там и инфекция присоединится — почти обязательно. Надо ждать. Сколько? Хирург внимательно разглядывал свои крепкие узловатые пальцы: „Желательно 3–4 недели“. И сам же добавил: „Но у нас этого времени нет. Состояние будет ухудшаться“. <…>

Операция прошла успешно и оказалась спасительной. В самой глубине спинного мозга обнаружилась аневризма, <…> которая уже расслоилась, подтекала. <…> Врачи предположили, что виновато „трясучее“ кресло. Аневризма, конечно, была и до этого. Но она спокойно дремала и могла „додремать“ до ста лет. <…> Меня вызвал директор (тот самый хирург) и предложил начать реабилитацию. Ввел в курс дела и хмуро сказал: „Очень осторожно! Чтоб операционная рана не разошлась. Хотя она все равно разойдется. После преднизолона никакие ткани не держат. А потом сепсис. Но все равно что-то делать надо, не лежать же ему просто так.“ <…> На третий день рана разъехалась. Во сне чуть повернулся — швы прорезались и рана развалилась. На всю глубину. Преднизалон! <…> Начался сепсис. Рана-то большая, вход для инфекции шикарный! <…>

Пригласили зачем-то главного инфекциониста. Толстый, краснощекий, шумный академик. Вел себя странно. Был возбужден. На больного мельком взглянул. Сказал формальные слова: мол, перемелется — мука будет. <…> На консилиуме инфекционист весело сказал, что дела плохи, сепсис в разгаре, антибиотики неэффективны, печень не выдержит — и привет! <…> „Я уже и жене об этом сказал. Огорчил“. <…> Дочку, между прочим, врача-кардиолога, послали за другим консультантом, знаменитым терапевтом. Тоже академиком, но настоящим врачом. <Это был А. И. Воробьев, как сказал мне В. Л. Найдин.> Он долго осматривал больного, изучал анализы, посоветовал повторить иммунологическую кривую (показатель сопротивляемости организма), а потом выдал мудрое решение: надо достать вакцину с антителами к самым различным бактериям. Она повысит сопротивляемость организма, позволит своим собственным лейкоцитам и фагоцитам преодолеть врага. Такая вакцина создана во многих странах, но лучшая — американская, самая мощная, полученная от нескольких десятков добровольцев, перенесших различные инфекции. Очень дорогая. Есть и наша, советская, сделана в Горьком — не такая сильная, но дешевая. <…> Дорогая — это несколько тысяч рублей <порядка тысячи долларов в 1970-х гг.>, половина „Жигулей“.

Купили и привезли молниеносно, на другой день. Фигура! Поставили капельницу. Температура начала снижаться. Попросил абрикосовый сок. Съел яйцо всмятку. Через 5 дней вакцину повторили. Потом еще раз. Потом еще. Сепсис закончился. Все-таки медицина кое-что может. Когда захочет».