Лестница в небеса. Исповедь советского пацана - Артур Болен

взгляд на мир! Словно ядовитую субстанцию закачали в абсолютно пустую емкость. Удивился не только я, все в группе, кто знал его не первый год, были в недоумении. Серега дерзил тренеру, ленился и филонил на тренировках. Третировал слабых и хорохорился перед сильными. Он становился агрессивным, когда мы поздним вечером в кроватях по традиции устраивали в палатке диспуты на мировоззренческие темы, и кто-то пытался убедить его, что не все в мире покупается за деньги и не все продается.

– Ну что нельзя купить за деньги? Ну что? Ну, скажи мне? – кричал он, приподнявшись на локте в постели.

Юрка Орехов, будучи нашим чемпионом и лидером, пытался сразить его убойным аргументом.

– Любовь!

– Что?! Любовь?! Да я за сто рублей куплю себе самую красивую девку! Вот и вся любовь.

– А дружба?

– А что дружба?! За тысячу рублей любой продаст, ну за две или три. У каждого своя цена.

От таких слов у меня муторно становилось на душе. Я затыкал уши. Наедине Серега внушал мне.

– Чемпионом все равно не станешь. Поздно. Никола за свою работу деньги получает, а мы здоровье только теряем. Помнишь, как на диспансеризации доктора полгруппы отсеяли: диагноз – перетренированность. И что сказал Никола? Никола сказал – плевать на докторов. Не обращайте внимание. Нагрузки только возросли. Ему главное результат хороший показать, а там хоть трава не расти.

Особенно выматывали разговоры про женщин. Такое было впечатление, что они мучили, обижали его все эти годы и вот, наконец, он раскусил их и освободился от ига.

– Нет, нет, нет, я честная женщина! А сама… Помнишь, я рассказывал тебе про Вальку в деревне? Рыженькая, с веснушками? За летчика хотела замуж выйти. Так вот, Пека весной за червонец ее оприходовал, а мне просто так дала, в Пекиной машине. На сиденье. А потом еще просила: «Сереженька, я тебе все сделаю, что захочешь! Только никому не говори».

Так, откуда-то с черного входа, пришла к Сереге юность. Врать не буду, единомышленников и подпевал у него набралось в отряде человек пять.

И пятеро же остались верны заветам чистой юности. Мы расслоились непроизвольно, отделились, как масло и вода. И по жизни шли, по всей видимости, тоже параллельно. Иногда я думаю, что так повелось еще со времен Каина и Авеля. В человеческом роде, независимо от расы, национальности, исторической эпохи, экономического или культурного прогресса, от начала существуют два вида. Один вид – это потомки Каина. Они повсюду, мы привыкли видеть их наглые, самодовольные лица. Каинист злоречив. Он легко поверит в плохое, в хорошее не поверит даже тогда, когда оно очевидно. Хорошее ставит его в тупик, потому что «все говно, кроме мочи».

Благородство – ключевое слово, которое разделяет род Авеля и род Каина непреодолимой пропастью.

Каинист не верит в благородство. Благородный человек раздражает его, потому как рушит его цельное крепкое мировоззрение. Поэтому он будет неутомимо разоблачать любой бескорыстный помысел, честный поступок, романтический порыв, выискивая в них подлую низкую подоплеку. Для него нет ничего слаще горького разочарование идеалиста, с ужасом и содроганием столкнувшегося с черной изнанкой жизни. «А что я тебе говорил?! Все говно в этом мире, кроме мочи!». Лютая зависть сопровождает каиниста всю жизнь. Она не утоляется ни богатством, ни славой, ни признанием. В похвалах он услышит зависть, в помощи и поддержке – корысть или злой умысел, в признании – раболепство и лицемерие. Каинист изначально груб и остается грубым даже, когда получает блестящее воспитание. Груба его холодная натура, которая не подвластна теплым лучам сочувствия, милосердия и сострадания. Он гордится своей хладнокровностью. Своей безжалостностью. Своим «честным» взглядом на вещи. Выбирая между уважением и страхом в отношениях с людьми, он всегда выбирает страх, как самое надежное средство завоевать авторитет. При наличии соответствующих способностей, каинист прекрасно чувствует себя в бизнесе и политике и преуспевает до тех пор, пока не натолкнется на хищника большего размера и свирепости. При отсутствии способностей каинист превращается в мелкого грызуна, главная цель которого оставлять свои какашки повсюду и наблюдать из угла, как их убирают добрые люди.

Каинист не обязательно атеист, хотя от истинной веры далек. Он не то чтобы не верит в загробный мир, но, скорее, верит, что и потусторонний, если он есть, устроен так же, как и этот, падший. То есть все продается и все покупается. И если вас не пускают в рай, значит, вы вовремя не предложили взятку. Например, не пожертвовали достаточно денег на строительство церкви.

Каинист не верит в грех, не верит в такие слова, как искупление или жертва. Звуки высших сфер недоступна его уху и сердцу. Он не сентиментален. Соловьиные трели, скорее, будут мешать ему спать, нежели пробуждать сладкие грезы. Чужое счастье его ранит, даже если оно ничем ему не угрожает – это просто свойство его натуры: счастье инородно, непонятно, это то, чего у него нет и не было, значит надо его загасить. Чужое несчастье, напротив, утешает каиниста, он видит, что «все говно, кроме мочи».

Больше всего на свете каинист ненавидит вопрос «зачем ты живешь?» Лучше не задавать его. Лучше спросите его, где он отдыхал прошлым летом или сколько комнат в его загородном доме. Разумеется, если это богатый каинист. Бедный разозлится. Не трудно догадаться, что каинист легко уверует в теорию эволюции и не потому, что она безупречно убедительна, а потому что обезьяна близка каинисту по духу. Человек, который всю жизнь доказывает себе и остальным, что «все говно, кроме мочи», находит в обезьяне верного союзника. Обезьяна глумится над человеком, когда подражает ему, что приводит низкую душу в восторг! Свои собственные проделки теперь выглядят невинными, преступления подлежат оправданию, подлость получает права законности.

Отличить каиниста несложно. Если после общения с ним вам тяжко на сердце (словно из лужи грязной попил, по словам друга) – это верный знак. Других знаков не ищите, лучше идите своей дорогой, благо она широка и потомков Авеля на ней найдется не мало. По плодам найдете их.

Мы еще внешне оставались товарищами с Серегой, но в то лето оттолкнулись друг от друга, и стремнина жизни увлекла каждого своим путем. Редкие наши встречи в дальнейшем всегда сопровождались дикой пьянкой и непотребством. У Сереги появились новые друзья, которые молчали даже в сильном опьянении; в их лицах читался опыт, который меня отпугивал. Сам Серега за несколько лет покрупнел, как и все спортсмены, закончившие тренировки, и ожесточился. Его серьезно били несколько раз за жульнические фокусы возле «Альбатроса», он