Лестница в небеса. Исповедь советского пацана - Артур Болен

Мне до кобелей, конечно, было еще далековато (у нас были такие мастера по этой части, что их мучительную смерть на костре с радостью посмотрели бы многие ленинградские мамаши). Мысленно я был согласен на самый простенький роман, но только чтобы без стихов и вздохов. Чтобы, наконец, пощупать, что у них там под лифчиком, а если повезет, то можно залезть и в трусы! «А от мыслей эйнтих, – как поет Юрий Лоза в своей бессмертной песне «Деревня Клюевка», – что-й-то подымается». Только именно в штанах, а не в душе, как в оригинале. Еще в поезде я присматривал в памяти подходящую кандидатуру. Приезжала на каникулы в деревню такая рыженькая толстомясая Надя с грудью пятого размера еще чуть ли не в пятом классе. В детстве она была забиякой и мне пару раз доставалось от ее крепких кулаков, когда я пытался изобразить из себя местного авторитета. Но после восьмого класса в ней что-то случилось и прошлым летом она смотрела на меня задумчиво, словно что-то ждала. Возможно ждала, когда я начну приставать?

Инна? Тоже из райцентра, темненькая, худенькая, гибкая, язвительная. Из простой семьи работяг, но не простая. С нами всегда держалась наособицу, словно давала понять, что предназначена для другой жизни и скоро уедет в какую-то сказочную страну, где ее ждет не дождется прекрасный принц. В компании я тайком всегда любовался ею: на реке, на пляже, и она словно знала об этом. Насмешливо поднимала глаза и спрашивала насмешливо.

– А питерский-то наш все молчит и думает. О чем думаешь, студент?

Нет, Инна была мне не по зубам. Меньше всего мне хотелось сцепиться с воображалой.

Но кто из нас выбирает судьбу? Девушка Лена с редкой для здешних мест внешностью дочери Кавказа, но банальной фамилией Петрова, сразила меня своим едким остроумием на берегу реки Великая утром ясного дня.

Я только что закончил пробежку и – молодой и сильный – скинул с себя все и бросился в прохладную воду. А когда всплыл – увидел двух девчонок, которые размахивали над головами полотенцами. Крупная собака, размахивая хвостом, бежала за ними. Девочки сразу разглядели мои трусы на траве рядом с футболкой и захихикали, как дуры.

«Как дуры» видимо было написано на моем лице, потому что старшая, черноволосая Лена, нахмурилась и воткнула руки в боки.

– Это наше место! А ну выходи!

Младшая спряталась у нее за спиной. Собака села рядом и зевнула.

– С какой стати? – я не то хотел сказать, получилось как-то жалко, но трудно найти достойный ответ, будучи без трусов.

– Выходи. Мы привыкли купаться без купальников. Тоже мне, Тарзан без трусов!

– А ты дура! – наконец сбросил я маску.

– Сам дурак! Натусь, глянь, наш Тарзан без трусов, еще и хамит. Давай бросим его трусы в крапиву? А Рекс схватит его за ляжку.

– Эй-эй-эй! Хорош шутить! Вы что?!

– А мы и не шутим. Не люблю хамов. Проси прощения, а то собаку на тебя натравлю.

Рекс – овчарка немецкой внешности – внимательно слушал, поводя ушами, и, кажется, догадывался, что ему сейчас предстоит выход на арену.

– Прошу…

– Громче!

– Прошу прощения! Все?!

– Нет! Скажи, что ты гадкий мальчик.

Во мне возопила Народная улица.

– Да ты что, сука, обалдела?!

– Ого! Натусь, ты слышала? Нет, ты слышала?!

Рекс встрепенулся и зарычал. Холодная вода обвивала мои чресла, руки я держал поднятыми, как немец под Сталинградом. Надо было кончать с этой унизительной комедией во что бы то ни стало.

– Простите, простите, простите! Пожалуйста. Мне холодно. Отвернитесь, я выхожу!

Девчонки пожали плечами и отвернулись. На берегу меня затрясло, то ли от холода, то ли от волнения. Натягивая на мокрые ноги свои белые, спортивные трусы, я споткнулся и упал. Ленка тут же обернулась.

– Бедный. Продрог совсем. Сам виноват, не надо было ругаться. Рекс, фу! Не бойся, он просто обнюхивает тебя. Ты откуда такой симпатичный? Из Ленинграда? А мы из Пскова с Наташей. Скобские.

Так состоялось наше знакомство.

Ленка была старше меня на два года, но в эти два года умещалось так много, что я был рядом с ней просто мальчишкой. Свою резкую южную внешность она унаследовала от матери – курдки, а фамилию от отца – полковника советской армии. Была какая-то красивая история в прошлом, как лейтенант Петров отбил в Закавказье у какого-то местного «Абдуллы» черноокую «Гюльчатай», как молодые скрывались от кровожадных родственников за крепостными стенами воинской части… теперь уже и не припомню подробности. Вообще-то, курды действительно редко скрещиваются с чужаками, Петров, судя по всему, был парень не промах, «Гюльчатай» тоже, иначе не рискнула бы пойти против родни, в результате на свет появилась Ленка. Красавицей с обложки «Вога» ее трудно было назвать, но запоминалась она сразу и надолго. Черные глаза, черные брови, черные волосы, крупный нос с горбинкой – восточная воительница с неукротимым характером, своенравная и надменная наследница нравов самого древнего народа человечества (так утверждают сами курды). «Натусик», сестра, вобрала в себя славянские черты, она была светла и сероглаза, курноса, доверчива и смешлива, во всем слушалась старшую, но в том, как она упрямо поджимала губы, когда выслушивала упреки, проглядывалась непокорность грубой силе. Мы были с ней одногодки.

Рекс, немецкая овчарка, был в нашей компании самый благоразумный и дисциплинированный пес, который любил Наташу, но признавал главенство Лены и ко мне относился в зависимости от ее расположения.

Жили сестры в соседней деревне на берегу реки в старом доме, который достался отцу по наследству. Отдыхали на Псковщине впервые, скучали и обрадовались мне, как забавной игрушке, которая могла скрасить скуку.

Моя тетка недолюбливала сестер и побаивалась Ленку, которую называла цыганкой и «ведьмячкой». Мне она говорила на полном серьезе.

– Ты с ней в лес не ходи. Заведет куда-нибудь, да и бросит дурака в болоте. Видел, какие у нее глазищи?

Видел. Когда тебе 16 лет, то ты и сам не против, чтобы красивая ведьма утащила тебя в болото, но Ленка и правда вызывала во мне робость. В ней была какая-то необузданная властность, которая требовала узды. Как и всякая женщина, она томилась на свободе. Она словно ждала, что появиться, наконец, смелый и сильный джигит, который усмирит ее дикий норов, покорит своей воле и введет ее, покорную, в свое стойло.

А тут я. Совсем не джигит. Мальчик, который скорее ждет, когда его самого отведут в стойло, чем будет лезть на рожон или, что еще страшней, под юбку. Правда, будущий Олимпийский чемпион. Отличник (почти). Говорят,