Отважный герой, нежные поцелуи - Джил Грегори

С тех пор он не попадался ей на глаза. И она совершенно не представляла себе, каково будет встретиться с ним утром, после того, что произошло между ними ночью. От одной мысли об этом все в ней сжималось.

Если Уэйд считал ошибкой их первый поцелуй, то что же должен он думать о вчерашней ночи?

Вчерашняя ночь.

«Это самая большая ошибка, какую я совершила в жизни», — огорченно думала она, но при этом ей страстно хотелось повторить каждое мгновение этой ночи, будь у нее такая возможность. Часы, проведенные в объятиях Уэйда, его ласки и поцелуи… она еще не знала мгновений, настолько полных радости. Но теперь ей все больше и больше кажется, что она вела себя глупо.

Как могло случиться, что он оказался в состоянии проникнуть сквозь все ее защитные заграждения и обнажить самое уязвимое место в ее сердце? Она думала, что стала сильной, но любовь к Уэйду сделала ее слабой.

У двери раздался какой-то шум, она вздрогнула и выронила из рук намыленную тарелку.

— Сеньорита, это я. — В голосе Франчески слышалось нетерпение. Покачав головой, она прошла через кухню и взялась за веник.

— Я сама, Франческа.

— Нет. Вы достаточно сделали.

Кэтлин стала на колени и принялась подбирать более крупные осколки.

— Прошу прощения за тарелку, но вы меня испугали…

— Дело не в тарелке, сеньорита. Тарелка есть тарелка, ее не склеить.

Экономка покраснела, глаза ее сверкали, и в голосе ее слышалась досада. Кэтлин медленно поднялась с колен и положила осколки на стол.

— Если вы хотите мне еще что-то сказать, Франческа, прошу вас, продолжайте.

Некоторое время Франческа молча смотрела на нее, сжимая в руке веник. Потом покачала головой.

— Да нет, сеньорита. Мне нечего сказать.

— А мне кажется, что есть. — Глубоко вздохнув, Кэтлин продолжала ровным голосом: — Едва я приехала сюда, вы меня невзлюбили. В первый же вечер вы намекнули, что мне потребовалось слишком много времени, чтобы попасть сюда.

Экономка прямо посмотрела ей в глаза. — Да.

— Вероятно, вы вообще не хотели, чтобы я сюда приезжала. Я благодарна за то, что вы так отнеслись к появлению Бекки, что она почувствовала себя как дома, но вы никогда не старались, чтобы я стала считать этот дом родным.

Женщина крепко сжала губы.

— Это дом сеньора Уэйда, сеньора Ника и сеньора Клинта. Они жили здесь, здесь выросли. Вы не имеете права…

— Моему отцу хотелось, чтобы я жила здесь. Вот почему он оставил мне часть ранчо.

— Он был щедрым человеком, хорошим. Может, даже слишком хорошим.

— Он был более щедрым, чем я заслуживаю. Вы это хотите сказать? — Внезапно Кэтлин вспомнила о письмах, которые, как утверждал Уэйд, Риз написал ей, и о тех, что она написала ему, которых он так и не получил.

Она открыто посмотрела на экономку, которая заведовала всем хозяйством в этом доме. Франческе доверяли и полагались на нее, все на ранчо «Синяя даль» относились к ней почти как к члену семьи. И вдруг страшная догадка озарила Кэтлин.

— Франческа, вы оставляли у себя письма? — Слова эти вырвались у нее нечаянно. — Те, которые мой отец писал мне? Те, которые я так и не получила?

— Что?! — Женщина широко раскрыла глаза, и они потемнели от возмущения, а ее оливковое лицо сердито вспыхнуло. — Я ничего не знаю ни о каких письмах.

— Вы уверены? — Кэтлин сделала шаг вперед. — А насчет писем, которые я писала своему отцу? Вы не… — Она перевела дыхание, с трудом облекая слова подозрения, которые зародились в ее душе. — Вы не перехватывали их? Кто-то ведь должен был это делать! Может быть, вы забирали их с почты и не передавали ему? Или вы брали их у того, кто привозил их из Хоупа, оставляли у себя, и мой отец так и не узнал, что его дочь писала ему?

— Разумеется, нет! С какой стати я стала бы это делать?

— Вот это мне и хотелось бы узнать, Франческа, потому что кто-то это делал. Уэйд сказал, что мой отец много раз писал мне. Я не получила ни одного письма до тех пор, пока он не оказался при смерти. И я тоже писала ему, мама дала мне адрес.

Женщина хмыкнула.

— Может, она дала вам неправильный адрес. Может, ей не хотелось, чтобы вы знали сеньора Риза. Разве она не убежала отсюда, чтобы никогда больше не возвращаться? Бедный сеньор, раньше-то я его не знала, я приехала сюда незадолго до того, как появились мальчики. Но мне говорили другие, что ваша мать… лучше бы она выстрелила сеньору прямо в сердце. Так, может, ей было мало, что она так и не вернулась сюда. Наверное, ей не хотелось, чтобы вы тоже сюда возвращались…

— Франческа, не смейте так говорить о моей матери. — Кэтлин резко выпрямилась. — Она ни за что не стала бы мне лгать или красть мои письма. Ей хотелось другой жизни, чем та, которую ей пришлось бы вести здесь, с Ризом. Но злой она не была и не пыталась отдалить меня от отца. Вы ее ненавидели, не так ли? — вдруг догадалась она. — Может быть, поэтому вы ненавидите и меня?

Франческа протянула руку к черепку тарелки, которую уронила Кэтлин, и стиснула его.

— Когда она уехала и увезла вас с собой, ваш отец был вот такой — разбитый. Когда мальчики приехали к нему и им нужен был дом, вашего отца как будто снова склеили, все куски стали на свое место, но все же… целого так и не получилось. Такого, каким он был раньше. Да, у него по-прежнему оставались мечты насчет ранчо «Синяя даль» — они поддерживали в нем жизнь, и еще маленькие мальчики, которым он был нужен, а не вы… и не ваша мать. Столько раз по вечерам, год за годом, я заходила в ту комнату, где он работал, и видела, что он держит в руке ту фотографию, смотрит на нее, как будто мог оживить вас, заставить вернуться, любить его…

Голос ее прервался. Она положила черепок на место и мрачно посмотрела на Кэтлин.

— Никогда не стала бы я мешать вам приехать сюда, сеньорита. Если бы вы написали ему либо приехали навестить его за эти годы, я бы плясала от радости. Я бы целовала землю от благодарности. Но вы не приехали. Даже когда сеньор лежал при смерти на своей кровати, вы не приехали. Он так никогда и не увидел вас. Сердце у него… — В ее темных глазах вдруг сверкнули слезы. Она покачала головой.

Нет, это была не Франческа, подумала Кэтлин уныло. Ясно, что она говорит правду. Тогда кто же?

Прежде чем она успела задуматься над этим, во входную дверь грозно постучали.

Обе женщины вздрогнули. Кэтлин поспешила из кухни в холл и увидела, что на крыльце стоит улыбающийся Дрю Рейли.

— Добрый день, Кэтлин.

— Дрю! Я… я даже не слышала, как вы подъехали. Она увидела позади Рейли красивого серого жеребца, привязанного к столбу у загона для скота. В голове у нее все еще крутилось то, что рассказала Франческа, но она заставила себя улыбнуться с такой сердечностью, на какую только была способна. — Простите меня. Не хотите ли войти?