Бог есть. Что дальше? Как стать теми, кем мы призваны быть? - Николас Томас Райт

Если мы захотим приложить этот пример к этике Павла, нам следует добавить сюда еще одно соображение. Павел жил в окружении античных язычников с их сомнительными нравами и сталкивался со множеством самых разных пастырских ситуаций, а потому, вне сомнения, он прекрасно понимал, что хотя он призывает каждого христианина в отдельности и каждую общину выбрать добродетели и плод Духа, формировать их и жить ими, многие христиане просто неспособны ждать так долго. И потому нельзя сразу не сказать людям, куда должны вести добродетели, и тем более нельзя оставить новообращенных без ясных указаний о том, какой тип поведения соответствует жизни «во Христе», а какой нет. (Вспомните, например, главу 4 Послания к Фессалоникийцам.) Это может показаться «порочным кругом» мысли (правильные действия ведут к добродетелям, а добродетели порождают правильные действия — что здесь причина, а что следствие?), но это было бы упрощением представлений Павла. Он не просто моральный мыслитель, но занимается большим пастырским трудом. И если он видит, что автомобиль теряет управление и сбивается с дороги, по которой должны его вести вера, надежда и любовь, он не ждет, пока случится авария и водитель усвоит горькие уроки, если можно эту аварию предотвратить. И тогда он дает что–то вроде жестких «правил», как, скажем, в главах 5 и 6 Первого послания к Коринфянам, но это не значит, что он отказался от добродетели и вернулся к правилам — или, тем более, к «Закону». Скорее, это поведение опытного учителя: он знает, когда ученику можно позволить учиться на своих ошибках, а когда надо отложить теорию в сторону и прийти ему на помощь.

Образ машин и дорог можно развернуть и по–другому. Однажды я ехал на машине по дорогам, которые были мне отчасти знакомы, но, как оказалось, я знал их недостаточно хорошо. Из–за аварии главная автотрасса была закрыта, так что мне пришлось съехать на боковую дорогу. Полагаясь на инстинкт, я ехал по маленьким дорогам примерно в нужном направлении, но часто оказывался на перекрестках, где не было никаких указателей. Конечно, местные люди, ездящие по этим дорогам, легко могли найти нужное направление, но я, мало с ними знакомый, этого сделать не мог. И здесь бы мне очень помогли «правила» — указатели, которые сказали бы мне: «Тебе нужно ехать сюда», — а если бы я изучил эти дороги, я бы в них уже не нуждался. Опытный местный водитель не стал бы глядеть на указатели, потому что он и без них прекрасно знает, куда ему нужно свернуть. Правила и добродетель прекрасно сочетаются, однако в нашем обществе, где правила часто воспринимают как внешнее ограничение свободы, нам стоит напоминать себе о том, как они действуют — не чтобы вернуться к бездумному исполнению правил, но чтобы мы могли увидеть, как бы на широком полотне, ту истину, которую Павел утверждает в Послании к Римлянам: чего не мог совершить Закон, то совершил Бог (см. 8:3).

Все это подводит нас к двум другим вопросам, которые часто звучат в разговорах о добродетели и на которые этика Павла дает ясные ответы. Во–первых, не слишком ли эгоцентрично ставить в центр всего добродетели, которые формирует у себя человек? Разве нравственность не заключается в том, чтобы обращать внимание на другого? И, во–вторых, если ставим во главу угла добродетель, то не значит ли это, что нравственные качества человека в значительной степени определяются обстоятельствами его рождения, воспитания, природы, склада?

Нет, и еще раз нет. Ответы на эти вопросы подводят нас к самой сути того, что Павел говорит о добродетелях и девятичастном плоде Духа. Эти качества зарождаются не в отдельных людях, но именно в жизни и труде всей общины, свойства которой они и определяют; они предназначены именно для того, чтобы вносить свой вклад в жизнь и труд общины, а не чтобы привлекать внимание к особым людям, обладающим ими. Кроме того, хотя для их развития нужны размышления, решения и работа, для христиан они остаются даром благодати Божьей.

Чтобы это объяснить, нам прежде всего нужно расширить картину, включив в нее две другие вещи, которые «пребудут» в новом Божьем мире вместе с любовью: веру и надежду. Стоит заметить, что это «трио», которое мы находим в кульминации главы 13 Первого послания к Коринфянам, регулярно упоминается в посланиях Павла — причем и в тех, что принято считать ранними, и в поздних:

Два процитированных места входят во вступительное приветствие, и это значит, что Павел упоминает такие вещи, когда желает сказать: «Вы обладаете всеми признаками здоровой христианской общины». Любопытно также, что здесь мы находим уже упоминавшийся нами отрывок из главы 5 Первого послания к Фессалоникийцам, где говорится: мы люди дня, хотя мир все еще продолжает спать! Таким образом, как и в главе 13 Первого послания к Коринфянам, здесь три важнейшие добродетели стоят в эсхатологическом контексте. Они принадлежат новому дню, который уже наступает, и вам нужно приложить усилия, чтобы облечься в них в нынешнее время.

Но вот перед нами очередная загадка. Можно понять, что любовь — добродетель, такая сторона нынешнего героического ученичества, которая действительно позволяет предвосхищать характер жизни будущего века, но почему это относится к вере и надежде? Разве это не преходящие вещи, вроде языков и пророчеств и других явлений нынешней христианской жизни, которые станут излишними при наступлении грядущего века? Один гимн говорит об этом так:

Это строфа из гимна XIX века под названием «Дух милостивый, Дух Святый», написанного епископом Кристофером Вордсвортом; что еще удивительнее, этот епископ писал толкования на Новый Завет, и данный гимн во многом опирается непосредственно на 1 Кор 13. Однако, как мы могли видеть, Павел там писал о том, что все три эти добродетели пребудут. Они сохранятся в будущем мире. Вера и надежда не исчезнут и не упразднятся. Но как это объяснить?

Действительно, в нашем мире, как нам кажется, вера и надежда взирают вперед, на новый век, и потому можно подумать, что с наступлением грядущего в них не будет надобности. Но Павел смотрит куда глубже. Вера есть стойкое и непоколебимое доверие единому истинному Богу, которого мы познали в Иисусе Христе. И когда мы увидим Его лицом к лицу, это доверие не утратится, но углубится. Надежда есть стойкое и непоколебимое упование на Бога, который нас не покинет и не бросит, но у которого всегда для нас заготовлено столько удивительных даров, что мы о них даже не смеем думать или просить. Я не могу себе представить, что в грядущем веке наступит такой момент, когда мы сможем сказать: мы вкусили все то, что мог нам дать новый мир, и вот, нам стало скучно (как это описывают скептики, говоря о «небесах»). Это ужасающая карикатура, ее породили сладкие разговоры о «небесах», характерные для западного мира, когда тот размышлял о загробной жизни. Напротив, поскольку я верю, что Бог, открывшийся нам в Иисусе, есть Бог бесконечно щедрой любви, дающей все с преизбытком, я верю, что Он таким же останется и в новом творении, так что в новом веке нам нужно будет надеяться еще сильнее, трудиться больше и больше радоваться. Когда мы учимся надеяться в нынешней жизни, мы не просто строим надежду на место получше, где однажды окажемся, но учимся доверять Богу, который и есть, и будет Богом грядущего.