Смертельные послания - Джон Г. Мэтьюз

Неожиданно Финли испытал приступ клаустрофобии. Ему вдруг стало не хватать воздуха. Схватив пальто и трость, он крикнул Лоуренсу и Элис, что скоро вернется.

Дом ответил ему молчанием.

Прогулка придала Джеймсону силы и улучшила его настроение, но когда он, пройдя несколько кварталов, вышел на оживленную Четырнадцатую стрит, у него возникло ощущение, будто его мысли и чувства оказались выставленными на всеобщее обозрение.

На перекрестке с Пятой авеню он увидел электрический трамвай и решил прокатиться на нем. Эти трамваи все еще были новинкой, и Финли до сих пор не доводилось ими пользоваться.

– Вам куда, сэр? – спросил кондуктор.

– О, Центральный вокзал, пожалуйста.

Он был уверен, что именно туда и намеревался отправиться, когда садился в трамвай.

– Двенадцать центов. Благодарю вас.

Когда вагон тронулся, Джеймсон испытал странное ощущение. Его движение напоминало плавное скольжение, сильно отличавшееся от дергания кеба на конной и поезда на паровой тяге. В вагоне, кроме Финли, находились всего пять человек. Очень скоро он расслабился и начал испытывать удовольствие от езды.

Время близилось к десяти вечера, но на улицах все еще было многолюдно. Центр города освещался гораздо лучше, чем окраины, – такие, как, например, Четвертый округ. «Хотя порой это можно было бы воспринимать и как недостаток», – подумал Джеймсон, когда на пересечении с Бродвеем ему бросились в глаза кричащие рекламные щиты. Лили Лэнгтри в прозрачном платье, призывающая покупать мыло новой марки, яркостью своих красок соперничала с рекламой цирка Барнума и Бэйли.

Электрические трамваи ездили по нью-йоркским улицам меньше года, но люди в большинстве своем уже привыкли к ним и почти не обращали на них внимания. Эта поездка более чем устраивала Финли. Находясь в относительном уединении, он мог быть отстраненным свидетелем и не чувствовать себя объектом внимания… «не забывайте: я слежу за вами».

Правда, на некоторых затемненных участках уличные электрические фонари на короткое время освещали прохожих, и они поворачивали головы в сторону трамвая, застигнутые врасплох его появлением. Джеймсон поймал себя на том, что пристально всматривается в лица проходивших мимо мужчин среднего возраста, пытаясь выявить хотя бы одну маленькую деталь, которая могла бы выделить преступника в толпе. Но спустя несколько минут лица и одежды мужчин слились в единое пятно.

Финли вспомнилось дерзкое преступление в Сент-Луисе, о котором он недавно прочел в газете. Трое мужчин в черных костюмах и цилиндрах ограбили банк на одной из главных улиц города средь бела дня. Они не убежали и не укатили на лошадях, а просто ушли, смешавшись с уличной толпой. Когда спустя несколько секунд из здания банка выбежали кассир и менеджер, они увидели перед собой море одинаковых черных костюмов и цилиндров, выявить грабителей в котором не представлялось возможным.

На каждой остановке количество пассажиров в трамвае увеличивалось, и на перекрестке с Тридцать четвертой стрит в него сели сразу девять человек. В вагоне неожиданно стало многолюдно. Теперь люди сидели по обе стороны Джеймсона и напротив него, и он перестал чувствовать себя комфортно. К нему вернулось ощущение, будто за ним наблюдают. Когда взгляд сидевшего напротив человека задержался на криминалисте чуть дольше обычного, он поднялся и направился к дверям, чтобы выйти на ближайшей остановке.

Джеймсон не собирался посещать Лина, но, пройдя бесцельно два квартала, понял, что продолжает испытывать все то же внутреннее беспокойство. Это был трудный день, и, возможно, сеанс массажа Сули и трубка помогли бы ему снять напряжение, сконцентрировавшееся в задней части шеи.

Финли остановил кеб и отправился к Лину, где сначала сделал массаж, а затем расположился в общей комнате, чтобы выкурить трубку. Постепенно он успокоился и впервые со дня убийства в опере почувствовал себя лучше. Его беспокоило не только то, что столь ужасное преступление произошло рядом с ними, и не очередной из серии провалов в сознании, давно вызывавших у него тревогу, но и то, что этот особый для Элли вечер оказался безнадежно испорченным.

У Джеймсона не выходили из головы слова Ардженти, сказанные перед началом пресс-конференции:

– Я думаю, последнее убийство, совершенное так близко, как и убийство Люси Бонина, всего в сотне ярдов от нас, – это уже не просто насмешка. Он пытается что-то доказать нам.

– Что именно? – спросил тогда Финли.

– Мне кажется, он хочет сказать: если вы не можете поймать меня, когда я убиваю девушку у вас под носом, вам никогда не удастся поймать меня!

Так близко. Всего в сотне ярдов. Прямо у них под носом.

Джеймсон отвлекся от своих мыслей, заметив, что сидевший напротив мужчина лет сорока пяти с густой темной бородой неотрывно смотрит на него. Он находился в компании двух других мужчин и, как и Джеймсон, потягивал трубку.

Финли отвел взгляд в сторону, но, взглянув на этого мужчину спустя некоторое время, увидел, что тот продолжает изучать его, и почувствовал необходимость нарушить молчание.

– Могу я спросить, сэр, что во мне привлекает ваше столь пристальное внимание? – поинтересовался англичанин.

Мужчина еще внимательнее посмотрел на Джеймсона, как будто только что заметил его или пытался сфокусировать взгляд сквозь облако опиумного дыма.

– Извините. Мне на мгновение показалось, что я где-то видел вас прежде, а потом мои мысли унесли меня прочь. Я не осознавал, что все еще смотрю на вас, – объяснил он.

– Понимаю.

Но Финли не был уверен, что дело обстояло именно так. Да, его фотография несколько раз появлялась в газетах – но что, если это последний тест Потрошителя? Может быть, от наблюдения он переходит к стадии прямой конфронтации?

Однако Джеймсон быстро отогнал от себя эту мысль: слишком смело и грубо. По всей вероятности, в этом и состояла тактика Потрошителя: дразнить своих противников, сообщая им о том, что он находится совсем рядом и наблюдает за ними, чтобы они начали принимать за него каждого встречного, и тем самым довести их до состояния, близкого к безумию.

Тем не менее, мысль о том, что кто-нибудь здесь может узнать его по фотографиям в газетах, сама по себе была весьма неприятной. А если эти люди расскажут журналистам, что видели одного из следователей, занимающихся делом Потрошителя, в низкопробном опиумном притоне, и они явятся сюда с вопросами?

Перед уходом Джеймсон отвел Лина в сторону и сказал ему, что если кто-нибудь придет и будет спрашивать о нем, то он здесь никогда не был.

– Кто бы ни спрашивал. Ты меня понял? – повторил он несколько раз.

– Понял, – ответил Лин, медленно усваивая, что от него требовалось. – Если кто-нибудь придет и будет спрашивать о вас – вы здесь никогда не были.

Из своей комнаты Лоуренс слышал голос Джеймсона, кричавшего на Элис, – верный признак того, что он все еще пребывал в дурном расположении духа. По опыту помощник Финли знал, что гроза будет продолжаться несколько часов.