Будда - Александр Николаевич Сенкевич
Шрифт:
Интервал:
Шраманы (санскр. — прилагающий усилия, подвижник) — так философствующие аскеты, покинувшие отчие дома и собственные семьи, скромно и с достоинством называли самих себя. Несмотря на то что большинство из них принадлежали к варне кшатриев (были среди них и брахманы), они мыслили и действовали вразрез с корпоративными, сословными интересами. Эти бездомные философы и мастера йогических практик бродили по Индии, часто таясь по лесам и скрываясь в горах, начиная с VI века до н. э. и даже раньше. Иногда они выбирались наружу из своих лесных нор, горных расщелин и пещер, поближе к людской толчее. Не избегали они и совсем глухих мест — жил бы поблизости кто-нибудь. Пробудить народ от духовной спячки, расшевелить его ум своими беседами — вот чего они хотели.
Попытаюсь представить, как выглядели эти мыслящие безумцы, выбравшие жизнь аскетов. Думаю, что со стороны большинство из них смотрелись нелепо и устрашающе. Немытые, истощенные, с всклокоченными и грязными волосами, с длиннющими ногтями, с выступающими наружу ребрами, идущие с трудом и вразвалку на усохших от недоедания ногах, словно на укороченных ходулях, они напоминали претов — вечно голодных духов умерших людей. Как уверяют священные предания, преты расплачиваются подобным непрезентабельным видом за свои прегрешения в прошлых жизнях.
Бритоголовые, в замытом до желтизны тряпье или вовсе голышом аскеты шествовали тем не менее величественно в предвкушении серьезных речей к главной городской или деревенской площади. Там обычно собирались для решения общих вопросов горожане или крестьяне, там философов-выскочек ждали рассудительные и благочестивые брахманы с высокомерным выражением на лицах. Эти аскеты-шраманы, по определению Виктории Лысенко, были «духовные существа в призрачной телесной оболочке»[166].
Казалось, человеческие пороки этим людям чужды. Ради достижения личного самоусовершенствования и духовной чистоты они шли на любые мытарства: ограничивали себя в еде, одежде и в общении за пределами философских диспутов. Для народа они были явлением великого торжества духа над материальным миром с его неиссякаемой жаждой обогащения и потребления, с его плотскими страстями и неуемными желаниями.
Первые шраманы появились на десятки лет раньше Будды. Это не помешало ему, однако, стать самой известной и позитивной фигурой движения, называемого шраманским. Хронологические рамки существования общественного спроса на шраманов достаточно велики — целое столетие. Как считает Владимир Шохин, с рубежа VI–V веков до рубежа V–IV веков до н. э. Первые индийские философы были непосредственными предшественниками Будды и его старшими современниками, убежден российский индолог, а «сам он в известном смысле завершает данный период, является его „итоговой фигурой“»[167].
Между шраманами шла острая идейная борьба за умы и симпатии соотечественников. Если определять современными понятиями политический аспект этого движения, — за авторитет в народе, за повышение своего рейтинга среди простых людей. От того, у кого из них этот «рейтинг» был выше или ниже, зависела бо́льшая или меньшая поддержка со стороны новых властей.
Что предлагали «новые мудрецы», странные по образу жизни и манере общения? Считать всех людей равными, к какой бы варне они ни принадлежали. Не думать, что на одних брахманах весь мир держится. Не смотреть на людей как на жертвенных животных. Научиться управлять своими желаниями и понимать необходимость их определенным образом упорядочить и гармонизировать в соответствии с чувством меры и законами природы, — тогда люди перестанут страдать и маяться дурью.
Индийское общество было разбужено и взбудоражено новыми идеями. Люди с восторгом слушали шраманских ораторов, несмотря на некоторую «заумность» их речей. Многим казалось, что выговаривается самое болезненное, самое важное, что давно накипело на душе.
Что же это были за проблемы, из-за которых образованные люди покидали родные дома и с пеной у рта отстаивали свою точку зрения? Что было в центре их споров, разногласий и сближений? Поразительно, но большей частью они говорили о вещах достаточно умозрительных, не имеющих, за редким исключением, прямого отношения к повседневной жизни. Шраманы вели себя по тем временам неслыханно смело. Делились с народом своими соображениями о том, что на первый взгляд было далеко от повседневности. А в действительности они затрагивали самое важное. То, что было у людей в центре внимания тогда и к чему не потерян интерес сейчас: что есть человек, кем он был прежде, до своего рождения, зачем живет на земле и куда направляется после смерти? Считать ли Вселенную конечной или бесконечной, существует ли в действительности все, что видишь, слышишь и осязаешь, или все это иллюзия — следствие всеобщего помрачения рассудка? Имеет ли Атман и сансара начало или они вообще безначальны? Есть ли «нерожденные существа» по ту сторону жизни? Есть ли вообще какая-то упорядоченность в происходящем или все в мире возникает случайно и движется спонтанно? В каких отношениях находятся душа и тело? Противоположны они друг другу или одинаковы? Как соотносятся знание и сознание и откуда они взялись и как сознание в разных своих проявлениях связано с Атманом? В каком состоянии, сознательном или бессознательном, находится душа после смерти? Что считать духовным совершенством и возможно ли быть счастливым в этой жизни? Будет ли воздаяние в будущем перерождении человека за его благородные или греховные поступки в настоящем или подобная причинно-следственная связь просто предрассудок?
Воздаяние (карма) за совершенные хорошие и плохие дела было едва ли не самой важной темой философских дискуссий шраманов.
Вспомним угрозу как надежду на справедливость, все-таки возможную по ту сторону жизни, что выкрикнул М. Ю. Лермонтов в адрес злодеев, неподвластных людскому суду: «Но есть и Божий суд, наперсники разврата!/Есть грозный суд: он ждет;/Он не доступен звону злата,/И мысли и дела он знает наперед»[168].
Российские индологи В. К. Шохин и М. Т. Степанянц к началу проповеди Будды выделяют четыре религиозные группы шраманского периода. Это брахманисты общины аскетов-тапасвинов, «среди которых выделялись „неодетые“ аскеты — ачелаки, напоминавшие греческих киников», адживики и «свободные объединения паривраджаков (санскр. — странники, пилигримы)», среди которых были мужчины и женщины, а также «конфессионально гораздо более четкую группу» первых представителей джайнизма. Паривраджаки, отмечают В. К. Шохин и М. Т. Степанянц, прославились как учителя красноречия и распространители популярных знаний. К тому же они «сформулировали проблемы, обсуждавшиеся шраманскими философами». Велико было воздействие на умонастроение шраманов первых индийских материалистов-атеистов[169].
Позднее в сообществе шраманов образовалось пять школ. Школа адживиков; школа материалистов — Локаята, или Чарвака; школа джайнов, или Ниргрантха; школа агностиков — Аджняна. Буддисты представляли пятую школу и заявляли о своем несогласии с религиозно-философскими установками и бытовым поведением своих собратьев по шраманскому движению. Все эти школы отвергали ведийскую мудрость. Таким образом, адживикизм, материализм, джайнизм, агностицизм и буддизм — вот
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!