Князь мертвецов-2 - Илона Волынская

прошептала младшая барышня Шабельская. - Вы ... умерли, Митя?

Изнутри донесся такой пронзительный многоголосый крик, что Даринка рухнула на колени, обеими руками зажимая уши.

-Аааааа!

Рев мужских глоток. Крики - женские и детские, жуткий, сверлящий уши, отчаянный визг. Вопли - ярости, боли, торжества. И снова выстрелы. Рыча, как дикие звери, противники вцеплялись друг другу в глотки, дрались чем попало - штакетинами из забора, досками и кирпичами, лупили разряженными паро-беллулами по головам или попросту сцеплялись в рукопашную. Схватка кипела во дворе и в доме, а с улицы лезли все новые и новые рожи - страшные, красные, распаренные, орущие ...

- Ах ты фетюкъ, собачий выкормыш, как ты мог меня тут бросить! Вставай сейчас же! Вставай, говорю! - пыхтя от натуги, она принялась драть на Мите рубаху в поисках ран ...

Грохот разлетевшеюся об булыжники цветочного горшка, новый крик, и взрыв ругани, густой, как деготь, и такой же черной - через подоконник верхнего этажа перевесились сцепившиеся противники. Ветер взметнул серебристые волосы альва, и прижавшись друг другу, как в самом страстном из объятий, они полетели следом за горшком. Хрясь! Захрустели кости, враги приложились об булыжники, и наконец, расцепились. Погромщик остался лежать, а альв, пошатываясь, приподнялся, чтобы тут же получить доской. Его швырнуло обратно наземь, он пополз, пытаясь убраться из-под ног сражающихся.

Ран на Мите не было, кроме глубокой ссадины на голове. Он просто - не дышал! Не дышал и все!

Даринка почти запрыгнула ему на живот, сунула пальцы в рот и со всей силы дернула за язык!

- Дыши же! Дыши!

- Ты что делаешь, ненормальная? - заорал над головой скрипучий голос и дохнуло запахом разрытой земли и тлена.

Даринка вскинула голову - над ней, вздернув вверх крылья, как атакующая птица, застыла мара! Крылатая, зубастая и со щегольской тростью в когтистых лапах!

- Искусственное дыхание, - пробормотала Даринка. - По методу Лаборда.

- Туда! Туда альв поганый пополз, я видел! Бей нелюдя, люди! – заверещал противный бабий голос.

Альв валялся тут же, рядом, сейчас он почти утыкался Мите в спину, а из-под среброволосой головы расползалась лужа мерцающей слабыми искорками крови. Раздался топот множества ног ...

- Тут твари нелюдские! И ведьма с ними! Вона, паныча дохлого оседлала! Бей тварюку!

Во дворик верхом на автоматоне ворвался Ингвар, но обрадоваться Даринка не успела - его окружили со всех сторон, десятки рук потянулись выдернуть из седла ...

Хлипкую будочку будто взрывом подбросило - она шатнулась под напором толпы, со страшным скрежетом покосилась и рухнула, рассыпаясь на доски. Толпа взвыла с азартом затравивших дичь псов ... И ринулась на них!

Мара вскинула трость над головой и с воплем:

- Блиииин! - вонзила наконечник Мите в грудь!

Раздался пронзительный треск, и перуновы молнии брызнули во все стороны, пронзая разом и Митю, и Даринку, и мару, заплясали на луже крови и в волосах бесчувственного альва...

Даринка широко распахнула разом и глаза, и рот, не в силах вопить от пронзившей ее боли.

Лежащего под ней Митю выгнуло дугой.

Золотые молнии опутывали его сверкающей сетью, рассыпались искрами на коже, нестерпимо пылали в волосах и трепетали на ресницах. А потом он шумно вздохнул и открыл залитые сплошной, непроницаемой чернотой глаза.

 

***

Мир перед глазами тонул в золотом сиянии, и было бы оно поистине прекрасно, если бы не было так мучительно больно. В ушах бесконечно тянулся протяжный, и скрипучий как несмазанный ворот колодца, вопль:

- Блииииииииинннннн!

Сквозь золото и терзающий глаза блеск медленно проступали темные фигуры, а потом сияние разом погасло, и он - увидел!

Увидел Даринку, сидящую у него на груди и держащую его за язык!

- Ты-сто-делаес? - напрасно пытаясь освободиться от хватки неожиданно сильных пальцев, прошепелявил он.

Даринка взвизгнула и вихрем слетела с него.

Митя вскочил на ноги движением таким гибким и плавным, будто в теле его не было ни одной кости. Стряхнул с плеч изодранный сюртук - ну вот, еще один пропал! – а следом и жилет, оставшись лишь в штанах и сорочке, тоже драной, но нагими мы приходим в этот мир, нагими уходим из него, а раз он пока намерен тут задержаться, следует соблюдать приличия. Попытался пригладить торчащие дыбом волосы - пальцы больно ужалило искрой. Митя охнул, по-детски сунул обожжённые пальцы в рот и расплылся в глупейшей улыбке.

Болит!

Он - живой! Живой! Запрокинул голову к солнцу и сильно, глубоко вздохнул! Кричать не хотелось. Говорить не было сил.

Сколько он так стоял - и сам не знал, но потом что-то звякнуло. Митя вздрогнул и огляделся, скользя внимательным взглядом по лежащему альву. Замершей на четвереньках Даринке - та вдруг попыталась отползти. Маре с его собственной тростью в лапах - смертевестница торопливо прикрылась крыльями и склонилась в самом настоящем придворном реверансе. Как перед членом царского дома. Поглядел на Ингвара, которого уже наполовину выволокли из седла автоматона и на замершую толпу. Плотную, густую, распалённую – и неподвижную!

- Мертвяк! - слабо вякнул всклокоченный мужик и звучно икнул.

- Ничего подобного, - с достоинством возразил Митя и прислушался к себе. – Разве что чуть-чуть ... - все же где-то внутри, то ли в желудке, то ли в костях засело ощущение холода, и Митя совершенно точно знал, что теперь оно с ним навсегда. - Но чувствую себя живее всех живых! - то ли толпу убеждая, то ли себя, добавил он.

Мара вдруг скрипуче хихикнула.

Из толпы винтом выкрутился хорошо запомнившийся за сегодняшний день тощий экзальтированный юноша, что был с Алешкой Лаппо-Данилевским, а следом, раздвигая людей как крейсер - волну, двигался здоровенный мазурик.

- Как есть мертвяк! - надсаживая глотку, заорал он, тыча в Митю пальцем. – Жиды мертвяка подняли! Бей иии... - кликушечный вопль оборвался резким коротким стуком.

На крикуна упало ведро. Ярко окрашенное пожарное ведро, примерно на треть заполненное мерцающим - то непроницаемо черным, а то слепяще белым - песком. Крикун сложился пополам, как портновский аршин, и ткнулся носом в булыжники.

Митя протянул руку и вынул из пустоты пожарный топор с крюком на другом конце. Поглядел на него страдальческим взглядом: что будут думать о нем его потомки, все последующие поколения Кровных Князей Меркуловых, чьим родовым оружием, приходящим к члену рода везде и всегда, будут пожарный топор и ведро! Ведро! Какая вульгарность! И не изменишь ведь ничего! Он в расстройстве махнул топором