Тибетское Евангелие - Елена Крюкова

Никто не задавал вопросов. На Востоке не принято задавать вопросов. На Востоке не принято перебивать говорящего.

Исса глубоко вздохнул и сказал:

— Что таится за воротами моими, не узнает и тысяча мудрецов. Красота моего сада невидима. Зачем пытаться увидеть невидимое? Зачем искать на земле следы богов? Я иду на базар с бутылкой — и возвращаюсь домой со своим посохом. Я хожу на базар, хожу в винную лавку, я иду к морю, чтобы в воде омыться от грязи прошлых лет, и каждый, на кого я взгляну, становится Солнцем. Всякий носит Солнце в себе, не зная об этом! Знайте же! Приветствую рассвет в груди вашей! Солнце садится сегодня; а завтра солнце встает!

Старик в рубище, сидящий у ног Иссы, положил трясущиеся худые руки себе на грудь. Завтра ему умирать, подумал я, а сегодня он полон радости. Ибо смерти для него сегодня не стало. Ибо смерти нет; об этом проповедь.

Небо синело гуще, наливалось лиловым; будто темное вино наливали в фаянсовый кувшин. Девочка перестала прыгать и звенеть браслетами, села на корточки возле ног Иссы.

— У вас, у каждого, умирал родственник. Друг. Любимый. Вы сидели у изголовья умирающего, держали холодеющую руку и молились. Вы боялись смерти, видя, как непостижна она! Вы дрожали и волновались. В минуты смерти того, кого вы сильно любите, смерть проникает в вас. Вы видите: человек уходит, и он уходит от вас навсегда. Вы плачете: вся жизнь предстает перед вами призраком, углями сгоревшего костра!

Молчали люди. Слушали люди. Никто и никогда не говорил им таких вещей на берегу вечернего тихого моря.

— Любая кровать — смертный одр, ибо никто из вас не знает часа своего. И вы молитесь: о, отведи от меня сегодня чашу смерти! Завтра, не сейчас лучше умру! Смерть когда— нибудь придет, о, это надо понять. Но не бойтесь! Как только вы впустили в себя смерть, вы начали поиски вечного.

Тихо шуршал теплый прибой. Кто-то в толпе, далеко, тихо заплакал. Это была женщина.

— Жизнь не знает смерти. Она проходит через много смертей, как через много дверей. Каждая смерть — очищение. Каждая смерть — снятие с плеч тяжелой ноши. Вы сняли ношу, и вы отдохнете. Завтра вы оживете для новых битв; для новой любви. Жизнь никогда не умирает! Умираем только мы. В миг смерти мы расстаемся с собой; Бог, что нас истребляет на земле, с небес тянет к нам руки, ибо Он — любящий отец, и благ Он. Смерть — это источник. Это исток. Вы возвращаетесь, входя в смерть. Вы вернулись. Вы дома, чего вам еще желать?

Кудрявый, как молодой баран, юноша распростерся на песке у ног Иссы, протянул по песку руки, воздавал Иссе молчаливую хвалу и молитву.

Иные слушали настороженно. Не понимали. Не хотели понять и принять.

— Ваши ноги так много прошли по земле! А вы еще не видели Света. Не ищите Свет над морем. Не ищите Свет над садом. Не ищите его над водопадом, над озером, в снежных горах. Не ищите его среди факелов на крепостной стене, среди светильников во храме. Свет — внутри вас; он делает вас бессмертным в сердцевине смерти самой. Ибо Свет — это единственное бессмертное в вас! Имеющий уши да слышит!

Исса уже стоял в плотном живом кольце, и люди всё прибывали.

Люди притекали живым прибоем, бились о его босые ноги.

И, шатаясь, ловя губами соленый нежный ветер, он стоял.

— Реки текут в океан. Они не останавливаются никогда. Лотос цветет и цветет, и неостановимо его цветенье: отцветает цветок, зацветает другой. И это один и тот же цветок, разве не видите? Бог в течении реки: Он течет. Бог в цветении лотоса — Он цветет. Бог сразу во всех, кто умирает, и во всех, кто рождается в тот же миг. Бог — это Свет; и не погасить его. Свет во тьме светит; и мрак не обнимет его!

Лица, обращенные к Иссе, плакали и смеялись, улыбались и негодовали.

Лица, лица, лица.

Лица идут, как дождь; сыплются с небес, как звезды; текут, как реки.

Исса — океан, и людские реки впадают в него, а он — один, и он всех вбирает, обо всех молится, всех понимает, всем посылает любовь.

— Бог — не невидим! Вы увидите Его. Вы видите Его каждый день, возжигая Свет прежде в груди своей, потом уже в лампаде, в лампионе, в плошке с жиром! Когда вы смотрите на другого, в лицо другому — вы видите Его. Бог рядом с вами, ибо вы сотворены по образу и подобию Божию; Бог — это тот, кого любите вы, это тот, кого ненавидите вы! Бог — это вы! И вы — живы!

Уже стемнело. Ночь царила.

Ночь сияла и переливалась над головами молчащих людей тысячью огней.

Огнями горело и вспыхивало море — светились рыбы, пылали крохотные рачки, мерцали, всплывая на поверхность, огненнокрылые морские звезды.

— Когда Бог входит в лес, мертвые деревья оживают, а те, что уже отцвели, вновь начинают цвести! Будьте живы, и все оживет вокруг вас! Мертвы будете — и вокруг вас ляжет пустыня! Так все просто!

Я видел сверху, с небес, как он устал. Как тяжело дышит.

Никто из слушавших его не шелохнулся в густой, синей приморской ночи.

— Не говорите «нет». Скажите всему: «Да!» Скажите «да» горю и радости. Базару и сраженью. Винной лавке и храмовой кумирне. Брачному ложу и разрытой могиле! Скажите «да» всему, что вас окружает, что встретили вы на великом пути через жизнь — в смерть! И тогда смерть устами Бога вам улыбнется. И тогда жизнь после смерти примет вас в объятья! Скажите: «Да». Скажите… «да»!

И вся толпа, все люди, в ночи у моря слушавшие проповедь Иссы, вскочили, стали тянуть руки к звездному небу, прыгать, и танцевать, и кататься по песку; и прорвали занавес молчанья, и неистово, звонко и хрипло закричали:

— Да! Да! Да, да… да!

Я видел: Исса, подогнув колени, как измученный переходом верблюд, опустился на песок. Он был бледен, и пот катился по челу его.

Я подлетел и незримой рукою стер пот со лба его.

Исса улыбнулся, сложил руки лодочкой и сотворил намастей — так, как это делают тут, в земле Бхарат. Я понял: он благодарил меня.

Я долго лежал под лодкой. Пока не закончилась буря.

Черный ветер ворчал негромко, да злобно. Уже не рушил кедры. Не выворачивал сосны с корнем. Я вжимался животом в холодные прибрежные камни, надо мной висело черное, просмоленное деревянное крыло. Я был деревянный ангел с одним деревянным крылом; другое отпилили.

Утихал, умирал ветер. Я захотел увидеть улыбку неба. С натугой приподнял плечом лодочный борт. Глаз выглянул в мир.

Небо и земля перемешаны в каменном котле. Рвутся тучи, расходятся мохнатые черные края. Горит в разрывах черного покрова ярко-синее ночное небо. Я опустил глаза. Точно таким небесным светом горели у меня под щекой кругляши ледяной гальки.

«Все едино, — сказал я себе радостно, — все одно».

Выполз из-под лодки. Уключина оцарапала мне шею. Стоял на берегу, задрал голову. Следил бешеный бег облаков, скорбный свет одиноких звезд.