Убийца в толпе. Шиллинг на свечи. Дело о похищении Бетти Кейн - Джозефина Тэй

исполненный решимости не ставить точку в этом деле, а разобраться до конца.

Глава пятнадцатая

Брошь

После горячей ванны, где, разнеженно перебирая пальцами ног, Грант силился настроить себя на веселый лад – как и подобает полицейскому офицеру, изловившему преступника, – он направился в Ярд докладывать обо всем шефу. Прием, оказанный ему сим облеченным высокой властью господином, был крайне благожелательный.

– Прекрасно сработано! – произнес Баркер. – Хорошо, что это были вы, а не я. Никогда не любил носиться по болотам. Похоже, этот вид спорта для вас – в самый раз.

Пока Баркер знакомился с документами, Грант отошел к окну. Он глядел на зеленеющий газон, на освещенную солнцем реку и думал о том, что неужто и вправду валяет дурака, вместо того чтобы радоваться удачному завершению вполне ясного дела. Ладно, дурак он или умный – время покажет, а сейчас, после разговора с шефом, он немедленно отправится на вокзал Ватерлоо и посмотрит, что там есть. Он услышал, как Баркер кинул на стол бумаги, и быстро обернулся: ему не терпелось услышать мнение Баркера по поводу показаний.

– Что вам сказать? – медленно произнес сей достойный представитель власти. – Прочитав это, горю желанием увидеть этого вашего Ламонта.

– Зачем?

– Затем, что ужасно хочется взглянуть на человека, который своей слезной историей сумел пронять инспектора Гранта. Самого` непрошибаемого Гранта!

– Только и всего? – хмуро спросил Грант. – Значит, вы не верите ни одному его слову?

– Ни одному! – жизнерадостно откликнулся Баркер. – Давно не читал более немыслимой истории. Хотя, конечно, при таких неопровержимых уликах мало что можно сделать. Но он постарался на славу – в этом я готов отдать ему должное.

– Ладно. Взгляните на это дело с другой стороны и скажите: вы лично можете найти объяснение, почему Ламонт убил Соррела?

– Ай-яй-яй, Грант, как не стыдно! После стольких лет работы в Ярде вы все еще пытаетесь отыскать логику в убийстве? Определенно, вам требуется отдых, старина. Возможно, Ламонт убил Соррела, потому что его раздражало, как тот ест. И потом, не наше это дело – заниматься психологией, искать мотивы и всякое такое. Так что не ломайте себе голову. Найти неопровержимые улики, засадить в камеру – вот и вся наша забота.

Опять наступило короткое молчание. Грант сложил бумаги и уже собирался уходить, когда снова раздался голос Баркера:

– Послушайте, ну а если без шуток: вы сами-то не верите, что Ламонт убийца?

– Все говорит именно за то, что убил он. Все улики налицо, – произнес Грант. – Я сам не понимаю, что именно меня не устраивает. Но ничего не могу с собой поделать.

– Опять ваш знаменитый нюх? – проговорил Баркер в прежней полушутливой манере. Но Грант оставался серьезен.

– Нет, – сказал он. – Просто, в отличие от вас, я видел его и разговаривал с ним.

– Это то, о чем я говорил вам с самого начала, – напомнил Баркер. – Ламонт испробовал на вас свою жалостную историю, и у него получилось. Выкиньте все это из головы, Грант, пока вы не добудете хоть какого-то подтверждения своим сомнениям. Нюх – дело хорошее. Не буду отрицать: вам удавалось несколько раз прийти к совершенно феноменальным выводам, но в той или иной степени вы все-таки исходили из имеющихся улик, что в данном случае категорически невозможно.

– Именно это и беспокоит меня больше всего. Что мешает мне чувствовать удовлетворение? Чем я недоволен? Что-то тут определенно не так. Но что? Разрази меня гром – я не знаю! Где-то есть пробел. Мне необходимо знать, что это за пробел, для того чтобы либо подкрепить доказательства вины Ламонта, либо их отбросить.

– Ладно, ладно, – добродушно проворчал Баркер. – Давайте, действуйте. Вы хорошо потрудились и можете позволить себе немного подурачиться. Доказательств и так более чем достаточно. Для любого суда.

И Грант двинулся через ясный, шумливый утренний Лондон по направлению к вокзалу Ватерлоо, а облако смутного недовольства собой следовало за ним по пятам. Когда с нагретой мостовой он вступил под прохладные своды этого самого лучшего, но и самого печального из лондонских вокзалов, от одного названия которого веет холодом утрат и расставаний, на лицо его, словно сажа, легла печать уныния. Отыскав чиновника, который помог бы ему обнаружить предполагаемый багаж, Грант вместе с ним проследовал в багажное отделение, где хранились невостребованные вещи.

– Я знаю, где их искать, сэр, – с живейшим любопытством поглядывая на Гранта, сказал служащий. – Их оставили недели две назад.

С этими словами он остановился возле двух сундуков. Грант заметил, что ни на одном из них не было ярлыков компании «Роттердам – Манхэттен», которые всегда наклеивают, если владелец багажа следует за океан. Вместо них на двух прилепленных клочках бумаги рукой Соррела было проставлено: «А. Соррел». И все. С забившимся сердцем Грант открыл крышки. В первом под верхним слоем одежды лежал паспорт Соррела и билеты на пароход. Почему он оставил их здесь? Почему не держал в бумажнике? Тут же находились и ярлычки для багажа, которые выдает пассажирам вместе с билетами пароходное агентство. Возможно, по какой-то причине Соррел собирался еще раз наведаться сюда перед тем, как сесть на паром, и тогда наклеить ярлыки на багаж. И билеты здесь оставил, чтобы их не стащили ненароком в очереди.

Грант продолжал осмотр. Он не нашел никаких указаний на то, что Соррел лишь сделал вид, что уезжает. Вещи были сложены аккуратно, с явной заботой; очевидно, ими собирались пользоваться в будущем. Об этом свидетельствовал и порядок, в котором они были уложены: сначала – то, что может понадобиться сразу, остальное – ближе ко дну сундука. Было очевидно, что Соррел намеревался вскоре собственноручно распаковать их. И никаких документов. Ни писем, ни фотографий – ничего. Это было единственное, что остановило внимание Гранта; человек отправлялся на другой конец света и не захватил ничего, что могло напомнить ему о жизни на родине? Странно. И тут Грант наткнулся на снимки: они были в пакете, запихнутом между парой туфель, – тоненькая пачка фотографий. Он торопливо развязал бечевку и стал их просматривать. По крайней мере половину их составляли фотографии Джеральда Ламонта – одного или с Соррелом; остальные были армейские групповые снимки. Женщины в этой маленькой коллекции были представлены снимками миссис Эверет и нескольких девушек в военной форме; это были те же самые, что фигурировали и на групповых снимках. Грант чуть не застонал от разочарования: развязывая бечевку, он возлагал на находку такие большие, хоть и весьма неопределенные, надежды! Он снова завязал сверток, однако все женские фотографии положил в свой карман: групповой или не групповой