Убийца в толпе. Шиллинг на свечи. Дело о похищении Бетти Кейн - Джозефина Тэй

походило если и не на полную капитуляцию, то определенно на стремление к компромиссу.

– Первое: какие письма обычно приходили на имя Соррела и откуда?

– Они приходили, но не часто. У него было мало друзей.

– Попадались ли вам среди них такие, которые были надписаны женским почерком?

– Попадались, хотя довольно редко.

– Откуда они приходили?

– Думаю, они были местные.

– Что за почерк?

– Крупный, с округлыми буквами.

– Знаете ли вы, кто эта женщина?

– Нет.

– И как давно стали приходить ему эти письма?

– Очень давно. Не помню, с каких пор.

– И за все это время вы так и не выяснили, кто их пишет?

– Нет.

– Приходила ли эта женщина к нему сюда?

– Ни разу.

– Как часто поступали письма?

– Очень редко. Раз в полтора месяца, а может, и того реже.

– Ламонт утверждает, будто Соррел был скрытным человеком. Это так?

– Не то чтобы скрытным, скорее ревнивым. Я хочу сказать, ревнивым к тому, что ему было дорого. Когда ему что-то сильно нравилось, он старался хранить это при себе и никому не показывать, понимаете?

– Как влияли письма на его настроение – становился ли он веселее или, наоборот, расстраивался?

– Ничего особенного я не замечала. Он от природы был молчаливый.

– Скажите, вы раньше видели вот это? – спросил Грант, доставая и открывая бархатный футляр.

– «М. Р.», – произнесла вслух миссис Эверет – точно так же, как это прежде сделал Грант. – Нет, не видела. Какое это имеет отношение к Берти?

– Она найдена в кармане пальто в багажном сундуке Соррела.

Миссис Эверет взяла коробочку, подержала ее на огрубевшей ладони, с любопытством осмотрела и вернула Гранту.

– Можете ли вы назвать хоть какую-то причину, по которой Соррел захотел бы покончить с собой?

– Нет, не могу. Но помню, что как раз за неделю до дня его отъезда на его имя пришел небольшой пакет. Тогда он пришел домой раньше Джерри – мистера Ламонта, я хотела сказать. Пакет принесли в его отсутствие.

– Какой величины пакет? Такой, как этот футляр?

– Чуть побольше, но, может, это за счет обертки он так выглядел.

Однако продавец ювелирного магазина утверждал, что Соррел забрал заказ лично.

– Вы не помните, какой это был день недели?

– Не поручусь за точность, но, по-моему, это был четверг.

Значит, во вторник Соррел взял вещь от ювелира, а уже в четверг ему кто-то отослал ее обратно. Вывод напрашивался сам собою: женщина отказалась принять подарок.

– Каким почерком был надписан адрес?

– Он был напечатан.

– Какой вид был у Соррела, когда он вскрывал пакет?

– Меня при этом не было.

– А после?

– А после выглядел как обычно. Больше молчал. Так он и всегда был не из разговорчивых.

– Понятно. Когда Ламонт пришел к вам и рассказал обо всем?

– В субботу.

– А до этого вы догадывались, что человек из очереди – Соррел?

– Нет, конечно. Подробное описание появилось в газетах только в четверг, и я, понятно, считала, что Берт в среду уже отплыл на пароходе. И потом, я думала, что Джерри будет с ним до самого отплытия, и поэтому не волновалась. Только когда они уже дали описание человека, которого ищет полиция, я сопоставила оба сообщения и стала тревожиться. Но это было уже в субботу.

– Что вы тогда подумали?

– То же, что и теперь: где-то вы допустили большую ошибку.

– Сообщите мне, пожалуйста, все, что рассказал вам Ламонт. Его показания у нас уже имеются.

– Хорошо, – проговорила она после небольшого колебания. – Хуже того, что есть, все равно уже не будет.

Ее рассказ до малейших деталей совпал с показаниями, которые были записаны в поезде.

– И вы не обнаружили ничего подозрительного в этой истории?

– Услышь я ее от незнакомого человека, то вряд ли в нее поверила бы, – сказала она и в этот момент очень напомнила Гранту племянницу, мисс Динмонт. – Джерри – другое дело. Я его хорошо знаю.

– Соррела вы знали гораздо дольше, однако не догадывались о многих важных для него вещах.

– Так то Берти. И тут совсем не имеет значения, сколько лет я его знала. О Джерри я знала все – включая и его любовные истории.

– Большое спасибо, что вы мне все рассказали, – проговорил Грант, вставая. – Правда, это мало чем помогает Ламонту, но, с другой стороны, и не добавляет ничего нового против него. Вам не приходило на ум, что Соррел на самом деле вовсе не собирался отправляться в Америку?

– Вы хотите сказать, он решил уехать куда-то еще?

– Нет. Я хочу сказать другое: если он действительно хотел покончить с собой, то Америка могла служить ему просто прикрытием.

– Нет. По-моему, он и вправду туда собирался.

Грант поблагодарил ее снова и направился в Ярд. Там он узнал от Симпсона, что миссис Рэтклиф с сестрой по-прежнему в Истбурне и когда возвратятся – неизвестно.

– А мистер Рэтклиф? Он ездит к жене в Истбурн?

Оказалось – нет. Был там всего один раз, и то не ночевал.

– Вы так и не выяснили, по какому поводу они ссорились?

Оказалось, не выяснил, горничная была не в курсе. По сдержанной улыбке, которой озарилось при этом лицо Симпсона, Грант заключил, что беседа с горничной носила скорее развлекательный, чем информативный характер, и отпустил своего подчиненного с миром. Придется ему самому отправиться в Истбурн и как бы невзначай встретиться с миссис Рэтклиф. Однако завтра нужно присутствовать в окружном полицейском участке. Это пустая формальность, но быть там необходимо. Съездить и вернуться за один вечер, да при этом еще успеть «случайно» встретиться с миссис Рэтклиф, представлялось нереальным. Какая досада, что нужно быть на разборе – тем более что это чистая проформа, а встреча с миссис Рэтклиф, называй это как хочешь: охотой, спортом, карточной игрой, – ему была нужна позарез.

Ему не терпелось увидеть лицо миссис Рэтклиф в тот момент, когда он покажет ей брошь с монограммой!

Глава шестнадцатая

Мисс Динмонт приходит на выручку

Судебный зал округа всегда представлял собой довольно унылое место. В нем сочетались затхлая атмосфера мавзолея, искусственно бодряческий дух, присущий больницам, скудость меблировки, характерная для школьных помещений, с духотой метро и непривлекательностью залов для публичных собраний. Гранту это место было известно, и еще не бывало, чтобы он входил туда без внутреннего сопротивления – не столько из-за паутины скорби, которая, казалось, опутывала весь этот зал, сколько из-за перспективы провести в этой мерзкой обстановке все утро. Необходимость посещения именно таких мест и вынуждала Гранта иногда говорить, что у него, мол, собачья работа. Он окинул желчным взглядом ряды блюстителей порядка, по долгу службы присутствовавших на сегодняшнем