Право на Одиночество - Евгения Шамшина

— Фиии… — Фыркнул он. — Ты вспомни, ты и со мной, уже накуролесила в своё время! Так что не болтай! Каждый своим путём идёт. По своим граблям.

— Ага. А кто-то по ним пляшет.

Они снова смеялись. Захар собирался уезжать. И уже во дворе, вдруг обернулся. На секунду задумался так, словно не знал, как сказать и стоит ли вообще. Она словно прочитала его мысли и сомнения.

— Говорите, как есть. Я пойму.

— Я… Подгажу, видимо, твои последние деньки добровольного одиночества. Может и нет… Просто хочу тебя предупредить.

Она кивнула головой в знак согласия. Они поняли друг друга. Услышали.

Утро было ясным. Лес мягко гудел. Летний тёплый ветер гулял в кронах сосен. Слышала негромкие доносившиеся звуки коттеджного посёлка. Вдохнула с удовольствием воздух. Умиротворение. Пила кофе на веранде. Раздумывая, возьмут ли ее обратно на работу. Понимала, что полностью вернуть старый уклад не выйдет. Но она скучала по своим цветам. День обещал быть жарким. После полудня появилось тревожное ощущение. Она толком не могла его ни с чем связать. Но интуиция штука тонкая. Поэтому тревога то нарастала, то пропадала. Ближе к четырём у открытых ворот остановилась машина. Аня видела ее. И теперь волнение заставляло пальцы подрагивать. Мешкалась. Но вышла на крыльцо. И теперь оставила всё позади. Все страхи, тревоги. Астахов уже стоял во дворе. И он волновался, как никогда. Ни на одном из своих заседаний. Он видел ее так близко. Призрак прошлого или настоящего. Не мог разобраться. Она была в шортах и белоснежной майке-алкоголичке. Видела, все его смятения.

— Здравствуй.

Услышал он, и даже не мог выдавить из себя улыбку. Ощущал себя полнейшим идиотом. Он всю дорогу готовил речь. Но увидев ее наконец, спустя столько времени… растерялся, как ребёнок.

— Отлично выглядишь…

— Спасибо. — Отозвалась она сухо. — Зачем ты здесь?..

— Ань, я хочу поговорить… Боже мой, сколько прошло времени… Адское количество… Я не верю. Не верю, что вижу тебя!

— Максим… Я не хочу… Ни говорить… Ничего.

— Ань… Просто выслушай. Все будет иначе. Понимаешь? Теперь всё будет по-другому. Совсем!

— Максим. — Повторила она. — Я не хочу. Я. Не шутила там. И не была не в себе. Я серьезно тебе говорю. Я не хочу говорить. Слушать. Всё кончено. Вернее, даже не так… Ничего не было. Ты уезжай. И не приезжай больше. не надо.

— Как это кончено?.. — Мужчина искренне не понимал. И к этому он был просто не готов. — Аня… Между нами… Мы…

— Я тебе ещё до всего произошедшего всё сказала. Ничего не изменилось. Нет никаких Мы. Есть Ты. Есть Я. И ты, в кое-то веки, услышь меня. Не себя! А меня!!! Понимаешь? Я не хочу говорить С ТОБОЙ. Слушать ТЕБЯ сейчас. Я хочу только одного, чтобы ТЫ уехал. Я не люблю тебя. И не любила тебя никогда. Ровно, как и ты меня. Максим, хватит. Хватит этой дурости.

— Ну, ведь тебе было хорошо со мной…

Эта фраза прозвучала так жалко, как попытка ухватиться за соломинку. И Астахову самому стало противно.

— Было. Мне ни с кем так хорошо не было. Это был лучший секс в моей жизни. Ты Бог в постели.

Он картинно вытаращил глаза и расставил руки в стороны, молча спрашивая, и что тогда? Она вздохнула.

— В жизни есть не только секс. Он важен. Но не настолько. Извини. Боже мой, какой бессмысленный разговор. Уезжай. Я прошу. Уезжай.

— Хорошо. Не хочешь со мной. Просто вернись в город! Нельзя же посидеть всю жизнь в лесу! Это идиотизм! Я не дебил! Я услышал тебя! Но мы ведь взрослые люди! Мы можем просто общаться! Я ведь не чужой тебе. Не враг, в конце концов…

— Я не говорила, что ты враг. Я вернусь. Не переживай. В субботу. Я вернусь. Но не думаю, что нам нужно с тобой общаться.

— Я заберу тебя. В субботу.

— Не надо. Это уже лишнее.

— У меня совсем не осталось шансов?

Спросил он, обернувшись. Она дернула плечами.

— Шансы есть всегда. Но не в этом случае.

Но Астахов вновь мысленно перевернул всё с ног на голову. Сел за руль. И ехал медленно. Свернул на поселковую дорогу. Притормозил. Там вдали чернела темная туча. Близилась гроза. Внимательно смотрел на небо. Слова девушки, одно за другим кружились в голове. И никак не укладывались. Он мог понять всё. И обиду. И злобу. Но никак не мог принять того, что она ничего к нему не испытывает. Это просто не укладывалось в его голове. В его реальности. Он был настолько твердолобо уверен в обратном. Ведь все факты указывали на это. Она хотела жить с ним. Но ушла к Сокольскому, не выдержав низкого шантажа последнего. И всё ради него. И в конце концов (самый весомый аргумент) она страстно хотела его. Астахов не понимал, какие ещё нужны доказательства ее чувств. К слову, о своих чувствах он почему-то не задумывался совсем. Безусловно, она влекла его. Потому что была отличной от других его пассий. И главным отличием было то, что она не бегала за ним, и не боготворила. И он осмысливал, переосмысливал каждое ее слово. Ее выражение лица. И та дистанция, которой она придерживалась. В этот момент он заметил знакомую машину, которая медленно проехала в сторону одинокого дома в лесу. Ревность, как выстрел. Сам не ожидал от себя. Всё повылетало из головы. И это захлестывающее чувство соперничества. Боролся с собой, пытаясь обуздать жгучие эмоции. И злился. Злился. На себя. На ситуацию. Но всё-таки развернулся и последовал обратно. Бросил машину. И короткими перебежками, за деревьями направился к даче Громова. Замер в кустах, как партизан, прямо напротив двора и открытых ворот. Ему всё было видно, как на ладони и достаточно близко. Правда, слышно лишь отдельные звуки. Шум деревьев играл против него. На секунду стало стыдно за своё глупое положение. Но ревность взяла верх. И он оставался в своём укрытии. Тем временем Сокольский уже был во дворе, оставив машину чуть подальше за воротами. Он сомневался, волновался. И мысленно был готов уже ко всему. Анна увидела его в окно, и трусливо отпрянула назад. Схватилась за виски, а потом закрыла лицо ладонями. Она поражалась, уже далеко не в первый раз, как они умудрялись делать это? Как? Каким образом? Не общаясь. Почти не пересекаясь, они появлялись в ее жизни практически одновременно! Это раздражало, пугало и не имело логичного объяснения. И теперь спустя столько времени… или никого, или опять оба. Понимала, что