Франсуаза Саган - Жан-Клод Лами

«Я увидела, например, мыслящих людей, стоящих во главе “Нувель Обсерватер” (еженедельник, который я всегда читала с осуждением), которые извинялись за свои прошлые ошибки, хныкали по поводу французского Алжира, Вьетнама, отданного ими кхмерам, бились головой о стол, произносили бесполезные правые и левые лозунги, короче говоря, я увидела их стремление к центризму с самым трогательным раскаянием и мужеством, которое я в них подозревала, но еще не наблюдала…»

Затронутый за живое Жан Даниэль, директор «Нувель Обсерватер», отвечает на следующий день желчной статьей в «Матэн» («В ожидании более подробных сведений отметим, что Франсуаза Саган — не Сартр, не Арагон и не Мальро») и пишет письмо в «Монд»: «Мы не стремимся к тому, чтобы урок верности на левый манер нам был преподан писательницей, чей талант мы высоко ценим, но у которой мы до сих пор не наблюдали приверженности к политическому милитаризму. Раньше она прекрасно играла на клавесине, теперь участвует в оргиях». Жан Даниэль был не на шутку возмущен: Саган сравнила его с Далидой[328].

«Каждая книга на витрине возбуждает мой аппетит, вкус к слову, знаку, заглавию, печати, в большей степени, чем к чтению. Мне так дорога красная с белым суперобложка Жюйара, и у меня щемит сердце от неизбежной красно-черной каемки моей дорогой “НРФ”»[329]. Написавший эти строки 13 апреля 1978 года Франсуа Миттеран невольно ссылался на двух издателей Франсуазы Саган.

Друг семьи Мориак стал одним из «корреспондентов», с которыми она встретилась, приехав в Париж в 1934 году. Спустя двадцать лет появилась «Здравствуй, грусть!», и тот же Франсуа Мориак посвятил ей на первой странице «Фигаро» статью, ставшую знаменитой. Быть может, в этом совпадении случайностей скрыт знак судьбы: личности, происходившие из достаточно реакционных слоев общества, встретились, проповедуя прогрессивные идеи.

«Он остался бы тем же человеком, если бы даже придерживался правых воззрений, я осталась бы при своем мнении», — уточняет Саган, сидя на Елисейских Полях за столиком, соседним со столиком автора романа «Обезьяна зимой» Антуана Блондэна. «Франсуаза, которая больше не пьет, предложила мне выпить ее бокал», — говорит Блондэн, также приверженный митгеранизму. У романистки будет случай, в свою очередь, пригласить Франсуа Миттерана в Кажарк.

После церемонии инаугурации 19 декабря 1986 года в музее Шамполльон в Фижаке Франсуа Миттеран посетил родной поселок Франсуазы. «Он пообедал и переночевал в “А ля конфьянс”, — говорит она. — На следующий день мы прогулялись по улицам, и он улетел на вертолете». Этот неожиданный визит обратил Кажарк к президенту, раньше местечко было под патронатом Жоржа Помпиду.

Он был родом из деревни Монтбудиф в Кантале, любил эту местность с известняковыми плато, такими же сухими, как его старая земля Оверни. Летнюю резиденцию он устроил неподалеку от дома Жака Куарэ. Он оказался в Ло благодаря жене, которая любила прогулки в Косских горах в обществе торговца картинами Раймона Кордие и Сюзанны, сестры Франсуазы, которая работала одно время в его галерее на улице Генего, где Жорж и Клод Помпиду были неизменными гостями каждого вернисажа. Кордие обустроил мельницу в окрестностях Кажарка, и будущая президентская чета оказалась среди знакомых. Поль Лобард часто принимал их в своих великолепных владениях в Созаке. Они вместе ходили ловить речных раков и вкушали умиротворяющее спокойствие «бесконечных Косских гор, которые вечером из розовых превращаются в сиреневые и затем покрываются синеватой ночной дымкой»[330]. Но когда Жорж Помпиду занял высокий государственный пост, местная жизнь переменилась. Около его резиденции появились жандармы, преграждавшие путь туристам, готовым заплатить любые деньги за кусочек руин.

Знаменитая мадам Клод напрасно пыталась устроиться рядом с четой Помпиду. Ей пришлось довольствоваться отдельным домом, который принадлежал бывшему деголлевскому министру. Каждый уик-энд Жак Куарэ приглашает из Парижа друзей на кутеж, сопровождающийся часто фейерверками и запуском воздушных шаров. Возвращение обратно было не менее увлекательно. Чтобы доехать до вокзала Каор, арендовали автобус. Однажды компания попала на поезд, в котором ехала команда регбистов. Они так расшумелись, что заставили возмущаться других пассажиров.

Франсуаза знала Жоржа Помпиду как человека, достойного доверия, к мнению которого прислушивался барон Ги де Ротшильд, который назначил его директором банка. Она познакомилась с ним благодаря первому мужу, Г и Шеллеру. Шеллеры и Помпиду регулярно встречались, то на улице Юниверсите, то на Бетюнской набережной — Клод и Жорж устроились в очень хорошей четырехкомнатной квартире с окнами на Сену.

«Жорж Помпиду попросил меня познакомить его с моими друзьями, — рассказывает Ги Шеллер. — Я устроил обед на шестнадцать персон и пригласил Жака Шазо, Раймона Гордье, Софи Литвак, Жака и Франсуа Галл, Франсиса Фабра, моего брата Жака». По воскресеньям он часто приезжал в Лувесьен, к Пьеру и Елене Лазаревым. «Теперь, получив доступ в избранные круги, он часто бывал приглашаем в замок Ротшильдов Ферьере и стал членом общества, которое именуют “весь Париж”», — пишет его биограф Эрик Руссель[331]. Летом он отправился в Сен-Тропе, где бывал до войны, и познакомился с новыми друзьями, среди которых Франсуаза Саган олицетворяла «всепроникающее и развращающее солнце славы».

«Когда он стал премьер-министром, мы два или три раза ругались, в частности по поводу Алжира, — говорит Франсуаза Саган. — И потом уже практически не встречались. Не относясь к его приверженцам, я не появлялась в его времена на Енисейских Полях».

По словам близких бывшего президента республики, Жорж Помпиду сам отдалился от этой немного суматошной среды. «С момента его приезда в Матиньон в апреле 1962 года, — утверждают они, — Помпиду из осторожности порвал со средой Франсуазы Саган и отдыхать поехал не в Сен-Тропе, а в Бретань, предпочтя семейный круг южному обществу сплетников».

В окружении романистки был человек, необыкновенную живость которого невозможно было не заметить: это Альбер Дебарж, помощник генерального директора в фармацевтической индустрии, вдохновитель тропезианской дольче виты. Восстав против своей ветреной жены и семьи, Альбер Дебарж оставил разгульную жизнь лишь в возрасте, когда остепеняются плейбои. По случаю его свадьбы с молодой двадцатичетырехлетней женщиной в Сен-Тропе был устроен грандиозный праздник с сотней приглашенных, прибывших на двух специально зафрахтованных «каравеллах» и в добавочном вагоне «Тран блё».

В течение двух дней «весь Париж» праздновал в Сен-Тропе эту свадьбу. Гвардейцы на белых лошадях, девушки в форме барабанщиц, фанфары. В «Епи-пляж», на краю пляжа в Пампелоне, Дебарж устроил шведский стол. «Епи-клуб», который он открыл наряду с заведением на Монпарнасе, соперничал с «Нью джимми’с» Регины и «Клоб принцес» Жана Кастеля. Бывший фармацевтический король короновал себя в эту ночь императорской короной, чтобы избавиться от своих давних психозов и жить воображением. Но, желая таким образом забыть свое прошлое, он ожесточился, и ему понадобились жертвы. Из-за него умерло несколько девушек.