У времени в плену. Колос мечты - Санда Лесня

class="p1">Логофет вылез из кареты. Его пошатывало. Мутными глазами окинул он колымагу и сердито взревел:

— Чья эта ободранная повозка?

Насмерть перепуганный кучер выпучил глаза и стал давиться словами:

— Бо... бо... ярина Боу![26] Целую правую, твоя милость!

Конные молодцы захохотали.

— И кого, скажи-ка, ты везешь?

— Дудуку Сафтику, барышню нашу, твоя милость!

— Ах, дудуку Сафтику, говоришь! — подошел вплотную к колымаге логофет. — Посмотрим-ка, что за такая распрекрасная барышня ездит в этой замечательной карете.

Ударом ноги он вышиб хилую дверцу. Боярышня забилась в угол и испуганно глядела на распаленного логофета. Он же отвесил ей преувеличенно низкий поклон, хлопнул оземь своей дорогой меховой кукой и, расшаркиваясь, издевательски произнес:

— Счастлив видеть тебя, боярышня! Не изволь гневаться, хочу спросить... — он грохнул ладонью по коляске, которая загудела, как пустая бочка. — Скажи на милость, где можно купить такой прекрасный рыдван? Очень мне надобен такой же!..

Верховые давились со смеху.

— Не хочешь говорить? — продолжал измываться логофет. — Держишь в великой тайне?.. Понимаю, понимаю... Ну, нет, так нет. Тогда о скакунах скажи — каких они кровей? Потому как в наших местах такая порода не водится. Уж не из Басры ли? Чистокровные арабские лошади! Должно, кучу денег за них выложила...

Девушка утерла слезы, что текли по ее пылающим щекам, и проговорила:

— Не к лицу тебе, большому боярину, как разбойнику на дороге, останавливать чужие рыдваны да еще измываться...

— Посмотрите-ка! — не унимался логофет. — У воловьей боярышни рожки пробились, гляди, забодает нас, второго логофета страны. Но я, дудука, тебе их пообломаю!

Логофет вытащил из рыдвана барахтающуюся девушку и, несмотря на ее отчаянное сопротивление, отнес в свой рыдван. Свалившись рядом с ней на подушки, он заорал на кучера:

— Гони, дьявол!..

Цыган, оцепеневший со страху, вдруг словно пробудился от дурного сна, повернул рыдван и, нахлестывая несчастных кляч, погнал их к усадьбе жупына Боу, боярина древнего, но вконец обедневшего рода. Влетев в ворота, он принялся нещадно вопить:

— Караул! Нашу барышню украли! Украли дудуку Сафтику!

Перепуганные жупын Думитраке и госпожа Аглая выскочили из дома.

— Кто украл ее, дурень? В ясный-то полдень?

— Украли и все тут, а кто — имени не ведаю, но, похоже, барин большой! Карета у них новая и золоченая, а кони — дьяволы сытые! Не то, что наши одры...

— Заткни глотку! — цыкнул на него оскорбленный жупын. — Тебя спрашивают: как звать того боярина?

— А нечистый его знает! Кричал, что он логофет...

Госпожа Аглая, услыхав такое, сочла, что наступило подходящее время потерять сознание и рухнула наземь. Слуги отнесли ее в горницу и, пока приводили в чувства, боярин Боу надел траченый молью, пыльный кафтан и, забравшись в легкие дрожки, пустился вдогонку. За спиной у него пристроился злополучный кучер-цыган. Справляясь у проезжих, боярин узнал, что владельцем золоченой кареты является великий логофет Штефан Чаурул, богатейший в этих местах боярин.

— Куда он направился?

— Вниз, в долину Бахлуя... — отвечали ему.

Ехали они неторопливо, потому как кляча из своего размеренного шага не выходила, хоть бей, хоть убей. По дороге жупын Боу спрашивал встречных, не видели ли они золоченой кареты. Кто-то сказал ему, что Штефан Чаурул последовал в Бульбоку.

Лишь поздно вечером добрался боярин до логофетской усадьбы. Кучер соскочил и постучал кнутовищем в дубовые ворота. В ответ громким лаем залились дворовые псы. Привратник приоткрыл форточку и спросил:

— Кто это там?

— Прибыл боярин Боу с срочным делом к его чести логофету! — торжественно провозгласил кучер.

Привратник оценивающим взглядом посмотрел на прибывшего, на его дрожки с раскоряченными колесами, на худую лошадь и решил:

— Торопиться незачем! Подождет до утра.

Запер окошко и вскоре донесся его густой храп. Так и просидел боярин в дрожках всю ночь, слушая то рулады привратника, то храп своего цыгана, которые будто состязались в громкости и разнообразии издаваемых звуков. Утром привратник отворил ворота и впустил их во двор.

Боярин Думитраке стал отчаянно тянуть за вожжи, пытаясь заставить свою лошадь подняться с земли.

— Давай, Лев, давай!

Дворня собралась у ворот и лопалась со смеху, слушая, как он называет Львом эту дохлятину.

— Ну и лев, — хохотали они. — Ну и кляча, по ней ворон плачет!

— Потяни-ка ты, цыган, его за хвост, не видишь, что спит он, как барин!

Немало помучился боярин, пытаясь поднять лошадь на ноги, но она голодная и утомленная дорогой, ни за что не хотела встать. Так и пришлось жупыну Думитраке Боу сойти с дрожек и пешком, мимо хохочущих слуг, войти во двор.

Кипя от гнева, мокрый от пота, он в отчаяньи заорал на встречавшего его на крыльце слугу:

— Немедленно отведи меня к логофету!

— Отдыхает его милость.

— Сейчас же разбудить!

— Приказано не тревожить! — с притворной уважительностью поклонился слуга.

— Нет уж, потревожь! Тут моя дочь! Пускай тотчас мне ее отдадут!

— Что вы такое говорите! Даже странно как-то слышать! — нагло осклабился слуга. — Интересно, кому это жизнь надоела, чтобы вытаскивать девушку из постели логофета?

Закричал боярин Думитраке дурным голосом, разодрал на себе кафтан, выдрал клок волос из бороды, но домой все же воротился без барышни.

— Горе мне! — всплеснула руками госпожа Аглая. — В чьи руки попала наша Сафтика? В чьи руки?

Боярыня непрестанно вопрошала, хотя прекрасно знала, в чьи руки попало ее дитя.

— Хватит, жена, убиваться, найдем на него управу. Хоть он и великий логофет, — грозился боярин, бегая в исподнем взад-вперед по комнате в ожидании одежды, которую слуги срочно чинили. — Поеду к самому воеводе! Слава богу, имеются у нас нынче «Правила»!

По прибытии ко двору боярин сразу же был допущен к господарю.

— Справедливости, твоя милость, прошу! — бухнулся он на колени. — Рассуди по правилам и покарай виновного!

— Поднимись, боярин, — молвил Лупу. — На кого жалобу приносишь?

— На логофета твоей милости! На жупына Штефана Чаурула. Он обесчестил дочь мою, поиздевался над моей