Фея придёт под новый год - Ната Лакомка

Но кто-то должен оставаться здравомыслящим в этом безумии.

Естественно, что это должен быть он.

Бросив взгляд на спящую графиню, Тодеу стиснул зубы и с усилием заставил себя смотреть на жаровню. В подобные мгновения хотелось позабыть о приличиях и правилах, хотелось стать свободным… Каким хотел стать Эйбел. И станет, наверное. Потому что зеленоглазая графинечка права — нельзя его удерживать. Иначе мальчишка наломает дров. Как этой ночью.

Тодеу и злился на сына, и был благодарен ему, потому что только из-за глупости Эйбела (ну не верилось в его подлость!) эта ночь и правда стала ночью небесной благодати.

Хотя бы полюбоваться на ангела, если не смеешь его поцеловать.

А почему — не смеешь?..

Тодеу облизнул губы и украдкой посмотрел на спящую Миэль.

Поверила, что он написал на горшке «мёд». Даже не заметила, что «мёд» там был с заглавной буквы. Надо разбить этот горшок, от греха подальше. В самом деле — зачем было выцарапывать её имя? Как будто влюбленный школяр, который воображает, что таким образом предмет его мечтаний станет ему ближе. Даже просто видеть её имя… Мысленно повторять его…

Ночь Тодеу провёл крайне дурно. Он чаще, чем обычно, выходил на маяковую башню, подставляя разгоряченное лицо ветру, чтобы хоть немного прийти в себя, но долго находиться здесь не мог, потому что тянуло назад — тянуло неимоверно, словно там, в кровати, находился магнит, а он был стрелкой компаса и постоянно сбивался с курса, отклоняясь в сторону, подчиняясь неведомой силе…

Только и оказавшись в комнате, рядом со своим «магнитом», спокойствия не обретал. Наоборот, его муки возрастали стократно.

Тодеу ходил по комнате, стараясь думать о расчетах и предстоящих весенних рейсах, о том, сколько соли необходимо загрузить, и сколько пряностей выгрузить, но… какие пряности?!.

Раз двадцать он готов был разбудить Миэль поцелуями, и наклонялся над постелью, представляя, как сейчас попробует эти сладкие медовые губы на вкус, только не смог. Каждый раз сбегал в последнюю секунду, как трус.

Вот тут и можно было позавидовать отчаянной смелости Эйбела. Он не побоялся уступить своим желаниям.

Но Эйбелу не с чем было сравнивать… Он ничего не знал о том, какими коварными могут быть женщины. А эти существа коварны до самого донышка сердца… И эта тоже… Если представить, что почувствовал король, когда птичка упорхнула от него…

Тодеу против воли пожалел его величество. Упустить такую женщину — это всё равно, что потерять всё своё состояние и наутро проснуться нищим…

Когда небо стало светлеть, приобретая перламутровый оттенок, и ночная мгла немного отступила, Тодеу разбудил графиню, погладив её по плечу.

Конечно же, он гладил гораздо дольше, чем это требовалось, и когда Миэль Слейтер села в постели, сонно протирая глаза, он успел вдохнуть аромат её волос и даже коснуться их губами — что-то солнечное, мягкое, пахнущее сладко и соблазнительно…

— Доброе утро, — пробормотала она и зевнула тайком, прикрывая ладонью рот.

— Пора домой, — сказал Тодеу, борясь с искушением схватить её за запястье и притянуть к себе. Поближе. Покрепче. Вместо этого он поглубже натянул шапку на уши и мрачно сказал: — Одевайтесь, подожду вас снаружи, и вышел, чтобы не слышать, как она лепетала какие-то благодарности в ответ.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​

— То есть как это — она будет заниматься бухгалтерией?!

Громкий голос госпожи Бониты прорезал сонную ещё тишину дома, продребезжав на втором этаже и спустившись на первый, где я колдовала над постным рисовым пудингом с миндальным кремом, который планировалось подать на завтрак.

Джоджо, которая в это самое время как раз принесла воды, поставила ведро и прислушалась, даже приподняв чепец от левого уха.

— Что это случилось с утра пораньше? — проворчала она. — Из-за чего переполох?

Я промолчала, потому что не знала, что сказать. Несомненно, слова госпожи Бониты были обо мне. И если я правильно догадалась, хозяин только что объявил, что Эйбел весной отправится в дальнюю дорогу, и я буду замещать его в части составления отчетов и смет.

Прошедшую ночь я спала урывками — открывая глаза и не понимая, где нахожусь. Я садилась в постели, оглядывалась — и вспоминала, что сплю в крохотной комнатке в башне маяка, и что мой сон сегодня охраняет господин Лев.

Иногда я видела господина Тодеу — он подбрасывал углей в жаровню, и алый отсвет придавал ещё большей резкости его чертам.

Нет, я не боялась, что в какой-то момент проснусь оттого, что мужские губы будут жадно искать мои губы. Я не верила, что мой хозяин способен на подобное. Но всё же… как бы я поступила, если бы это случилось?..

Никогда раньше я не думала, что просто мысли о поцелуях могут так волновать и горячить кровь. Сколько их было — этих поцелуев!.. При дворе короля поцелуи считались чуть ли не обязательной частью флирта. Некоторые были забавны, некоторые волнительны, некоторые — откровенно неприятны, но сейчас все они казались мне одинаково пустыми. Они кружились где-то на задворках памяти, как сухие осенние листья — легкие, ничего не значащие… А если бы меня поцеловал господин Тодеу…

— Пойду, проверю — что там, — встревожено сказала Джоджо, вырвав меня из томительных и сладких размышлений на тему поцелуев господина Десинда.

Пришлось вернуться с небес к рисовому пудингу, и я только кивнула, делая вид, что полностью увлечена приготовлением завтрака.

Служанка тем временем удалилась наверх, откуда всё громче звучал голос госпожи Бониты.

— …нельзя подпускать к семейным делам, у неё и так много обязанностей… — услышала я обрывок фразы, а потом последовал новый всплеск возмущения: — Как это — не будет убирать комнаты?!. Третья служанка?.. Мы разоримся, Тодо!

Я оставила пудинг и выпрямилась, прислушиваясь. И точно так же, как Джоджо, приподняла края чепца, чтобы лучше слышать. Только в этом не было необходимости, потому что голос госпожи Бониты перекрыл львиный рык господина Тодеу. Похоже, страсти накалились, потому что голос хозяина заставил дом вздрогнуть.

— Я сам решаю, кого нанимать, и кого на какую работу ставить! — объявил хозяин во всеуслышание, и госпожа Бонита сразу примолкла.