Я исчезну во тьме. Дело об «Убийце из Золотого штата» - Мишель Макнамара

НСВ прилагал немало усилий, чтобы скрыть свою личность. Он прятал лицо под маской и менял голос. Ослеплял жертвы фонариком и грозился убить их, если они посмотрят на него. Но вместе с тем он был дерзким и наглым. Его не останавливал лай собак. Двое молодых людей, брат и сестра студенческого возраста, отправились на пробежку туманным вечером в декабре 1977 года и заметили человека в темной лыжной маске, вынырнувшего из-за живой изгороди у дорожки, которая вела к дому на участке номер 3200 по Американ-Ривер-драйв. Завидев бегунов, неизвестный резко остановился. Они продолжали бежать. Потом оглянулись и увидели, что он быстро забрался в пикап старой модели с откидными бортами. Почему-то то, как он помедлил, а потом быстро сел в машину, заставило бегунов прибавить ходу. Они услышали, как взревел двигатель пикапа, когда он рванул в их сторону. Бегуны забежали за угол, пикап остановился, заскрежетав тормозами, и задним ходом помчался туда, где находились бегуны. Они кинулись к ближайшему дому и спрятались. Поняв, что пикап их преследует, они так и бегали кругами по улице, пока неизвестный не сдался и не укатил.

НСВ был чрезвычайно осторожен, демонстрировал развитый инстинкт самосохранения, но успех и порожденная им самонадеянность пробивают бреши в самых блестящих планах. И шепотом подстрекают действовать без оглядки. НСВ уже преодолел ряд внутренних барьеров, которые остановили бы большинство людей: совершил насилие, проник в чужой дом, подчинил себе не просто одинокую женщину, а разнополую пару. После десятка удачных для него эпизодов, которым ничто не помешало, самоуверенность насытила его адреналином до такой степени, что он нарушил собственное правило выбирать только те жертвы, с которыми он никак не связан. Хриплый шепот, прозвучавший среди ночи тридцать шесть лет назад, мог оказаться уликой.

После Сан-Рамона НСВ совершил два нападения в Сан-Хосе, в сорока милях южнее. Мы с Хоулсом решаем пропустить Сан-Хосе, чтобы сэкономить время.

– Я хочу показать вам Дейвис, – говорит Хоулс. – По-моему, Дейвис – это важно.

Но прежде мы делаем еще две остановки. После Сан-Хосе НСВ вернулся в округ Контра-Коста и совершил первое из трех нападений в Данвилле. Мы с Хоулсом направляемся по автомагистрали номер 680 на север, к Данвиллу, к месту нападения 9 декабря 1978 года, которое принесло Хоулсу самую многообещающую зацепку.

Сто лет назад размеренный грохот поездов на паровой тяге ознаменовал эпоху экономического бума в широкой зеленой долине рядом с горой Диабло. Начиная с 1891 года Южная Тихоокеанская железнодорожная компания возила пассажиров туда-сюда по двадцатимильной ветке от Сан-Рамона до станции чуть севернее Конкорда. Предприимчивые приезжие высаживались из поезда, нагруженные чертежами и мечтами. Земли здесь было в изобилии. Началось определение границ участков и освоение территории. Пассажирские перевозки по железной дороге в конце концов прекратились после массового появления автомобилей, но по ветке Сан-Рамон продолжали возить грузы – груши сорта «вильямс», гравий, овец. Железная дорога вписалась в ландшафт и стала его принадлежностью. Паровозные гудки отмечали ход времени. Все депо были выкрашены одинаковой желтой, как одуванчики, краской с коричневой отделкой. Рельсы проходили мимо начальной школы Мервуд в Уолнат-Крик, и на переменах дети, услышав низкий гул и почувствовав, как дрожит под ногами земля, бросали играть в классики или вышибалы и махали проезжающей мимо паровозной бригаде, а с паровоза в ответ давали гудок.

Южная Тихоокеанская железнодорожная компания помогла преобразить эту аграрную долину, но не таким образом, чтобы ей потребовалось больше поездов. Крупные промышленные центры здесь так и не появились. Вместо них строились дома на одну семью. Центр округа Контра-Коста стал «восточной границей области залива Сан-Франциско». Завершение строительства межштатной автомагистрали номер 680 в 1964 году означало скорость, эффективность и смерть железной дороги. Перевозить грузы автотранспортом оказалось дешевле. Количество вагонов сократилось. И продолжало сокращаться. Обширные плантации уже исчезли, ряды крыш подступали к железнодорожному полотну с обеих сторон. Наконец Южная Тихоокеанская компания обратилась к Межштатной торговой комиссии с прошением о прекращении эксплуатации ветки. В сентябре 1978 года, спустя почти столетие после того, как были проложены первые рельсы, ветку закрыли навсегда.

Последовали споры о том, как распорядиться полосой отчуждения. До принятия решения эта полоса шириной двадцать футов пустовала, служила тенистым коридором, разделяющим скопления тепло светящихся изнутри домов. Эта мертвая зона не столько внушала страх, сколько порождала невнимательность. Особенно справедливо это было для отрезка длиной пять миль, протянувшегося через Данвилл, городок чуть севернее Сан-Рамона. Участки в Данвилле были больше, дома – более старой постройки, их жители – состоятельнее и спокойнее. Заброшенные рельсы лежали за огороженными задними дворами. Заборы представляли собой по сути дела ширмы. Лишенная возможности приносить пользу, полоса отчуждения разрушалась. Здесь не было никакого движения и никаких звуков – вернее, лишь до тех пор, пока одним декабрьским утром тишину не нарушил специфический шум. Невнимательный слушатель мог не сразу уловить его. Размеренный и ритмичный, он служил чуткому слуху сигналом к срочным действиям: это был бег разыскной собаки.

В начале декабря 1978 года в жителях округа Контра-Коста еще теплилась отчаянная, но в основном невысказанная надежда, что они смогут расслабиться. В октябре «Насильник с востока» не просто появился на их территории – он устроил то, что стремительностью и способностью шокировать напоминало налет: три нападения за двадцать один день. После третьего люди проводили ночи, запираясь изнутри в ярко освещенных домах, борясь со сном и растерянно моргая от расплывчатых видений лыжной маски перед глазами. Но недели проходили, и ничего не случалось. Новые ужасы отвлекли внимание. 18 ноября программу телепередач прервали, чтобы объявить: более девятисот американцев, треть из которых были детьми, лежат мертвые в общине в джунглях Гайаны, после того как выпили содержавший цианид напиток «Флейвор эйд» по приказу лидера своей секты Джима Джонса. «Храм народов», церковь Джонса, базировался в Сан-Франциско, прежде чем перебраться в Гайану. В числе погибших был конгрессмен от Северной Калифорнии Лео Райан, отправившийся туда расследовать предполагаемые случаи злоупотреблений и застреленный на местном аэродроме прямо перед взлетом его самолета. К массовому убийству в Джонстауне было приковано внимание всей ужаснувшейся страны, если не всего мира, но особенно сильное впечатление оно произвело на жителей востока области залива Сан-Франциско.

Выходные Дня благодарения наступили и мирно прошли. Молодая луна появилась на небе ночью 30 ноября, приглушив свет, ранее озарявший даже самые укромные убежища. Решительно настроенному преступнику, стремящемуся остаться неизвестным, представились идеальные условия. Но декабрь наступил, а известий о новых нападениях НСВ все не было. Никто пока что не забывал запирать двери, но рефлексы, скрученные в тугую спираль паническим предчувствием, медленно начинали расслабляться.

Вероятно, совсем не случайным совпадением было похищение НСВ радиобудильников из пяти домов, в которых можно было взять гораздо более ценное имущество. Время для него имело значение – возможность контролировать его, манипулировать им. Он удивительно тонко чувствовал, сколько времени должно пройти, прежде чем меры предосторожности будут ослаблены. Поддерживая в сообществе и жертвах неуверенность в своем присутствии, он, разумеется, получал стратегическое преимущество. У жертвы с завязанными глазами, связанной по рукам и ногам, в темноте чувства обостряются, как у дикого животного саванны. Негромкое раздвигание створок застекленной двери воспринимается как громкий механический щелчок. Жертва вычисляет расстояние по еще более тихим шагам. В ней вспыхивает искра надежды. И все же она ждет. Время проходит в напряжении всех чувств. Она старается различить другое дыхание, отличное от ее собственного. Проходит пятнадцать минут. Страшное ощущение, что за ней наблюдают, чувство, что она прикована к месту хозяйским взглядом незнакомца, которого не видит, мало-помалу проходит. Тридцать минут. Сорок пять. Она позволяет своему телу почти неуловимо расслабиться. Ее плечи поникают. И вот тогда, перед самым выдохом облегчения, кошмар внезапно возобновляется: нож касается кожи, затрудненное дыхание вновь слышится все ближе, пока жертва не чувствует, как неизвестный устраивается рядом с ней – зверь, терпеливо ждущий, когда его полумертвая добыча затихнет.