Спаси себя - Мона Кастен

Когда Алистер признался в гомосексуальности и его родители стали обращаться с ним как с прокаженным, он много времени проводил с каждым из нас, потому что не мог находиться дома. Это сплотило нас, а особенно Кеша и Алистера. Родители Кеша гостеприимные и открытые, и они принимали Алистера как собственного сына.

– Что-то между ними не так, – заметил Рен.

– Мне тоже так показалось.

Рен вскинул бровь, и на какой-то момент показалось, будто он хотел что-то сказать, но потом все-таки сдержался и отпил виски с колой.

Я вздохнул.

– Рен, – начал я.

Он осторожно ответил на мой взгляд.

– Я и правда не был в последнее время хорошим другом, – сказал я. – Я действительно сожалею о том, что слишком погрузился в собственные неприятности и отдалился…

– У тебя были причины заниматься своими делами, – тихо ответил Рен. Он шумно выдохнул. – У тебя умерла мать. Я повел себя как придурок. Прости.

– Я должен был заметить, что с тобой что-то творится.

Рен пожал плечами.

– Сейчас, например, неплохой момент, чтобы все мне рассказать, – предложил я. – Собственно, для этого я и пришел сюда сегодня.

Рен казался нерешительным. Он смотрел на меня поверх своего стакана. Потом коротко прикрыл глаза, словно для того, чтобы набраться мужества.

– Мы… мы переезжаем.

Я подался к нему. Не ослышался ли я?

– Что?

– Мои родители потеряли все свое состояние. На прошлой неделе мы уже нашли покупателя на наш дом. В марте мы переезжаем в двухквартирный дом.

Я уставился на Рена. Его слова эхом повторились в голове, но их смысл все не доходил до меня.

– А какого черта ты ничего не рассказал нам? – спросил Сирил. Он встал со своего кресла, подошел к нам и уселся на диван рядом с Реном. – Мы бы тебе помогли.

Это вырвало меня из состояния ступора.

– Си прав, – сказал я. – Наверняка была возможность сохранить дом за собой.

Сирил кивнул:

– Мои родители тут же его купили бы, и вы продолжали бы там жить.

Рен поднял руки, успокаивая нас:

– Вы же знаете, какие мои родные гордые. Они бы никогда не приняли подачки. Кроме того, было бы все-таки странно, если бы твои родители стали нашими арендодателями, – сказал Рен, повернувшись к Сирилу. Но тот лишь пожал плечами.

– А как так вообще получилось? – спросил я.

Рен вздохнул и потер себе подбородок свободной рукой:

– Отец просчитался на спекуляциях с акциями. Он все поставил на одну карту – и проиграл.

– Черт! – вырвалось у меня. Не знаю, как велико было состояние Фицджеральдов, но я видел, в каком доме они жили и все их загородные имения. Я наблюдал, в какие предприятия они вкладывали деньги. То, что они действительно все потеряли – причем за такое короткое время, – мне трудно было даже представить.

– Мы можем что-нибудь сделать? – спросил я после короткой паузы.

Рен равнодушно пожал плечами:

– Сейчас все как-то сумбурно. И моему отцу… ему сейчас очень погано.

– Просто дай нам знать, если что-то будет нужно, – сказал я, и Сирил согласился.

– Столько всего произошло, что я едва успеваю со всеми школьными делами. А теперь еще и надо думать о стипендии для Оксфорда. Я… я прямо не знаю, за что хвататься.

Рен зарылся лицом в ладони, и мы с Сирилом переглянулись. Я уверен, что мы подумали об одном и том же. Если дойдет до крайности, мы все скинемся и дадим Рену кредит. Каждый из нас без колебаний дал бы денег Рену и просто так, но нам ли не знать, что просто так он их не возьмет.

– Как-нибудь справишься. Мы тебе поможем, – заверил я и толкнул Рена плечом. Тот медленно отвел ладони от лица.

– Джеймс, а что касается Руби…

– Проехали, – перебил я его.

В этот момент речь шла не о нас с Руби, а о том, что Рен все это время скрывал в одиночку – так, что даже лучший друг не знал об этом. А такого не должно быть, тем более между нами.

Наш раздор больше не играл роли. Теперь было важно лишь то, что я хотел бы помочь Рену. Хотя и понятия не имел как.

Руби

Мое сердце готово было выпрыгнуть из груди, когда я открыла дверь. Передо мной стоял Перси, слегка обозначив поклон, с улыбкой на губах.

– Мисс Белл, как я рад снова видеть вас.

– Взаимно, Перси, – ответила я и последовала за ним к машине, прижав к себе серебристый клатч. Всю эту неделю Джеймс отказывался говорить мне что-либо о нашем свидании, поэтому насчет одежды я действовала наугад. Но с помощью Эмбер подобрала наряд, подходящий для любого повода: скромное черное платье, туфли на небольшом каблуке и маленькая серебристая сумочка. Волосы я подколола назад, а челку закрепила спреем на тот случай, если мы будем под открытым небом и на ветру.

– Мистер Бофорт будет ждать нас на месте, – объявил Перси, открывая передо мной дверцу и помогая мне сесть в «Роллс-Ройс». Я с улыбкой взглянула на него, чтобы поблагодарить, – и осеклась. У Перси были темные круги под глазами, а кожа казалась бледной. Кроме того, он выглядел так, будто мыслями был где-то далеко отсюда.

– Как у вас дела, Перси? – спросила я.

– У меня все хорошо, мисс, спасибо за внимание, – последовал машинальный ответ.

С вежливой улыбкой Перси закрыл за мной дверцу и обошел машину. Перегородка кабины не была поднята, и я, наморщив лоб, смотрела, как он садится за руль. То ли мне показалось, то ли в его волосах действительно прибавилось седины после смерти Корделии Бофорт?

– А как давно вы работаете у Бофортов? – спросила я, немного поерзав на своем сиденье.

– Больше двадцати пяти лет, мисс.

Я с сочувствием кивнула:

– Это очень долго.

– Я возил миссис Бофорт, когда ей едва исполнилось двадцать лет.

– И какой она тогда была?

Какое-то время Перси, казалось, подыскивал правильные слова.

– Бесстрашная и мужественная. Она еще во время учебы перевернула компанию с ног на голову, к недовольству родителей. Но это окупилось. – В зеркале заднего вида я заметила, как глаза его сузились, как будто он улыбнулся. – У нее всегда было хорошее чутье на тренды. Даже на последнем месяце беременности она все еще ходила на работу и всем заправляла. Ничто не могло носить на себе логотип фирмы без ее личного благословения. Она… – Перси перебил сам себя: – Она была великолепная женщина, – закончил он внезапно охрипшим голосом.

Меня окатило волной сочувствия. Судя по Перси, миссис Бофорт значила для него очень много. Если я правильно истолковала выражение его глаз, то, может быть, даже больше, чем просто много.