Внутренний враг. Шпиономания и закат императорской России - Уильям Фуллер

Как объяснить одержимость Бонч-Бруевича предательством и изменой? Не будем с ходу отвергать возможность, что его неистощимая подозрительность и паранойя были лишь ширмой. Возможно, утверждения Бонча, будто Россия наводнена тысячами шпионов, были ловким пропагандистским ходом, выдумкой, имевшей целью создание контрразведывательной империи, которая обеспечила бы огромный рост его личной власти. Однако содержание и тон его многочисленных рапортов, которые я внимательно изучил, свидетельствуют об ином: переписка Бонч-Бруевича с начальством и его публичные заявления несут на себе отпечаток веры подлинной и фанатичной.

В таком случае можно предположить, что шпиономания генерала, равно как и многих других россиян, подпитывалась социальными, психологическими и идеологическими обстоятельствами жизни империи военного времени. Об этих тенденциях речь пойдет далее. Нужно учитывать и то, что, работая в контрразведке, ничего не стоило искренне уверовать в смертельную серьезность угрозы, которую представляют собой тайные шпионы. Подобные взгляды разделяли профессионалы разведки и других воюющих стран. По свидетельству Тристана Буша из австрийской военной разведки, в Австрии военные цензоры всю публику воспринимали как «коллективного шпиона». Цензоры эти трудились с такой фанатичностью, что в течение десяти недель 1915 года окурили парами йода — в поисках записей невидимыми чернилами — четверть миллиона писем.53 Однако следует отметить, что офицеры российской контрразведки, помимо мотивированных институциональной принадлежностью особенностей, имели два основания для беспокойства, которые, вероятно, сделали их особенно восприимчивыми к «шпиономании». Во-первых, они сомневались в устойчивости собственной организации, во-вторых, не верили в стабильность своей страны.

Как известно, одним из главных достижений российской разведки предвоенных лет была вербовка Альфреда Редля, шефа австро-венгерской контрразведки, предательство которого и сообщенные им сведения придали России уверенность в своих силах в случае столкновения на поле боя с Австро-Венгрией. Однако в мае 1913 года австрийские власти вышли на след Редля — тот утратил бдительность и в конце концов был задержан с двумя набитыми деньгами конвертами, полученными на центральном венском почтамте. Тут, конечно, не обошлось без немцев, сообщивших союзникам имя, на которое Редль получает почту, — сами они получили эти сведения, распечатав над паром подозрительные письма, адресованные тому же вымышленному лицу54. В России, однако, точные обстоятельства ареста Редля известны не были. В среде российской разведки сложилось твердое мнение, что за крахом Редля стоит некий предатель — якобы внедренный русский шпион выдал противнику ценнейшего агента. Из чего естественно следовал вывод о том, что на российскую разведку нельзя полагаться до тех пор, пока не будет найден и разоблачен притаившийся в ее недрах опасный предатель55. Мысль о том, что враги России, возможно, пробрались в самое сердце системы национальной безопасности, отравляла рабочую атмосферу в разведывательных бюро по всей стране, сея недоверие и подогревая и без того паривший там параноидальный стиль мышления.

Слухи о внедренном агенте посеяли беспокойство и в рядах российской контрразведки, однако у этой службы имелось другое основание для волнения, гораздо более реальное. Одной из причин поражения России в предыдущей войне, с Японией, была разразившаяся в 1905 году революция. Предположим, пусть гадательно, что, не разразись революция именно в то время, Россия вполне могла бы одержать верх над противником на Дальнем Востоке. Японцы, конечно, никоим образом не «начали» революцию — существовавших в России условий с лихвой хватало для самовозгорания — однако им она оказалась на руку, и они предпринимали усердные, хотя и спорадические усилия, дабы ей способствовать, — например, тайно снабжая революционные организации деньгами56. Что, если Германия попытается сделать то же самое? Конечно, война как будто бы способствовала сплочению населения империи, но долго ли продлится патриотический подъем? Возможно, война лишь на время затушевала глубокие противоречия и неразрешенные конфликты внутри российского общества. Если так, разве это не прекрасная почва для подстрекательства к беспорядкам? Имеются свидетельства того, что размышления немецкой стороны развивались в том же ключе. За неделю до казни Мясоедова российский военный атташе в Голландии телеграфировал в Петроград:

…среди германских военных много разговоров о том, как широко была организована в период Русско-японской войны пропаганда, приведшая к беспорядкам внутри страны. Высказывается, что если сумели сделать это японцы, то им, немцам, и подавно это удастся, причем надежды возлагаются на Финляндию, на революционные элементы и на неимущие классы. По имеющимся сведениям, этот вопрос находится еще в периоде разработки в Германии57.

Такого рода сообщения, естественно, заставляли российское правительство проявлять повышенную бдительность, однако беспокойство военной контрразведки было более острым, поскольку она обороняла рубежи империи от тайных действий врага. Пребывая в твердом убеждении, что немцы ведут кампанию саботажа и шпионажа внутри России, офицеры контрразведки с большой готовностью интерпретировали любые происшествия, провалы и просто случайности как свидетельства немецкого заговора и слишком легко видели немецкого шпиона во всяком эксцентричном, сомнительном или просто владеющем иностранными языками человеке.

Есть еще одно объяснение того, откуда взялось дело Мясоедова: за всем этим стояли немцы, намеренно старавшиеся очернить полковника. Действительно, сведения о подпоручике Колаковском, содержащиеся в сохранившихся немецких источниках, указывают на то, что ему удалось убедить немцев в своей готовности на них работать и что немцы репатриировали его в надежде получить полезные шпионские донесения. Но, возможно, это впечатление обманчиво. Кто тут на самом деле кого обманывал?

После того как Колаковский был завербован, лейтенант Бауэрмайстер из немецкого Генерального штаба вкратце изложил свежеиспеченному агенту его задачу. В ходе этого разговора Бауэрмайстер либо сказал, что Мясоедов немецкий шпион, либо нет. Есть только два варианта, и логический вывод из обоих может быть только один — Мясоедов шпионом не был. Если Бауэрмайстер не называл имени экс-жандарма, следовательно, Колаковский сочинил кучу лживых россказней, желая произвести впечатление на своих русских следователей58. Если же Бауэрмайстер действительно указал на Сергея Николаевича как главного немецкого шпиона, это также на самом деле доказывает его невиновность, поскольку ни один профессиональный разведчик, будучи в здравом уме, не станет столь откровенно раскрывать своих оперативников. В этом случае истинный смысл игры, которую вел Бауэрмайстер, заключался в том, чтобы обмануть легковерного Колаковского, заставив его поверить в то, что Мясоедов в самом деле предатель, и таким образом гарантировать, что, стоит лейтенанту добраться до дома, эта гнусная ложь дойдет до слуха российской власти.

Если немцы действительно пытались подставить Мясоедова, каковы могли быть их мотивы? Не нужно чрезмерно напрягать фантазию, чтобы предложить несколько вариантов. Прежде всего в планы немецкого командования действительно входило использовать социальные и политические проблемы Российской империи в своих интересах. Есть все основания утверждать, что приведенный выше голландский рапорт точно передает намерения Германии в этой области. Крестьяне, лишенные земли, периодически бастующие промышленные рабочие, угнетенные национальные меньшинства ~ все это обессиливало Россию. Однако от немцев не укрылась и другая причина слабости империи — расколы и конфликты как между, так и внутри ее политических и военных элит. В таком случае ложное обвинение Мясоедова в шпионаже могло быть грубым актом психологической войны, направленной на форсирование расколов и взаимных обвинений, ставших нормой российской жизни. А если повезет, арест Мясоедова мог очернить его бывшего патрона, наведя подозрение в предательстве на самого военного министра Сухомлинова и вызвав смятение и панику на высших уровнях российской политики.