Прекрасно в теории - Софи Гонзалес

На следующей неделе мне исполнялось семнадцать. Мама всегда так делала. Округляла мой возраст в большую сторону, когда думала, что я недостаточно хороша, и округляла в меньшую – когда у меня что-то выходило слишком хорошо.

– Ну, по большей части я занималась этим, потому что люди возвращались за советом, – сказала я в свою защиту. – Я подробно все исследую, а не просто выдумываю.

– Какие именно советы ты давала ученикам нашей школы?

Я пожала плечами и выглянула из окна, несмотря на то, что мы стояли на месте.

– Разные. Как устанавливать межличностные границы, что делать, если твоим друзьям не нравится твой парень, как сказать своей девушке, что ты несчастен так, чтобы не задеть ее чувства. Что-то в этом роде.

Мама покачала головой.

– Невероятно. Ты не психотерапевт! Ты не можешь давать советы людям!

– Я этого не делала. А как же колонка советов?

– Это выражение общественного мнения с отказом от ответственности. Это свобода прессы. Есть правила, регулирующие, кто может давать профессиональные консультации, чтобы все были в безопасности, Дарси.

Я сложила руки и нахмурилась.

– Я не понимаю, как я подвергла учеников опасности. Перед тем как рассказать кому-то, как использовать язык тела, чтобы показать дружеские намерения, или как заставить партнера проявить уважение, я провела исследование.

– Да, но ты даешь неквалифицированные советы и взимаешь за них плату без каких-либо гарантий или условий возмещения ущерба. Вот, кстати, почему мы склонны неодобрительно относиться к подросткам, начинающим свой собственный бизнес, скрывая это от взрослых, ведь вы понятия не имеете, что делаете, с юридической точки зрения!

– Ну, все в порядке, потому что ничего не случилось, а теперь все кончено.

– Много чего случилось сегодняшним утром!

– Это не моя вина.

– Экстренное сообщение, Дарс. Когда ты предлагаешь конфиденциальность в обмен на деньги, ты несешь ответственность за обеспечение этой конфиденциальности. Если ты не сделала все возможное, чтобы сохранить информацию, это имеет абсолютно все основания для жалобы.

Ночной кошмар. На меня подадут в суд, и мы потеряем все. Или кто-то привлечет полицию, и меня арестуют. Я точно не знала за что, но, возможно, существовал какой-то закон, о котором мне не было известно, отвечающий за утечку информации. Потом они узнают, как я поступила с Рей, и все будет кончено.

Я больше не могла сдержать слез.

Мама искоса посмотрела на меня, заметила выражение моего лица и немного смягчилась.

– Хотя ты права, – сказала она все еще суровым тоном. – Тебе повезло, что ничего плохого не случилось. А могло быть намного хуже. Как бы то ни было, мисс, мы разошлем по школе уведомление, что любой, кто хочет получить денежный возврат, может прийти ко мне. Я все организую, а ты потом со мной рассчитаешься. Если тебе на это потребуется четырнадцать лет, пусть так.

– Я не понимаю, почему нам нужно предлагать вернуть каждому деньги. Я сделала то, за что мне заплатили.

– Устранение последствий, – легко сказала мама.

Вся проделанная за последние несколько лет работа. Конец. Все, что я заработала, превратилось в долг. Больше никакого шкафчика. Больше никаких советов. Больше никакой радости от того, что разрешила сложную проблему. Больше никакого осознания, что я помогаю людям, которым больше не к кому обратиться.

Со всем покончено.

– И само собой разумеется, ты под домашним арестом, – сказала мама. – А я уезжаю из города с научным лагерем для девятиклассников завтра вечером. Я не знаю, могу ли снова тебе доверять. Есть ли между нами вообще доверие?

– Конечно, – ответила я.

– Ну, даже не знаю, Дарси. Ты мне не рассказывала об этом.

Я усмехнулась.

– Когда я должна была это сделать, мам? Ты заставляешь торчать меня здесь каждый день, но слишком занята проверкой работ, чтобы поговорить со мной, когда мне нужна помощь. И мне приходится обращаться за всем к Эйнсли…

– Это несправедливо!

– Справедливо! Эйнсли везде меня подвозит и дает все необходимые советы, успокаивает меня, когда я плачу в своей комнате, а ты никогда этого не замечаешь. Ради всего святого, ты даже не знаешь о Броэме.

– А что с ним?

– Я не хочу сейчас говорить об этом, – ответила я. – Дело не в том, что с ним произошло. Дело в том, что я не хотела говорить о нем с тобой, ведь ты была слишком занята. Впрочем, как всегда.

Мама обиженно уставилась на меня.

– Я всегда спрашиваю, как у тебя дела. Как ты можешь говорить, что я слишком занята для тебя?

– Ты спрашиваешь, но, когда я начинаю рассказывать, ты засыпаешь!

– Это неправда.

– Правда.

Мама сделала размеренный, глубокий вдох.

– Ты расстроена и пытаешься отыграться на мне, это несправедливо.

Я вытерла слезы и уставилась в окно. Какой смысл спорить, если она отрицает все, что я говорю?

– Значит, ты обещаешь, что я не пожалею, если позволю тебе остаться дома в пятницу, и мне не нужно будет отправлять тебя к отцу, чтобы он присмотрел за тобой?

– Я гарантирую это. А еще Брук ненавидит меня, и у меня больше нет друзей, так что нет ничего, чем бы я хотела заняться, если бы собиралась нарушить правила.

– Погоди, что случилось с Брук? – спросила мама.

Я повернулась, чтобы посмотреть на нее. Что-то похожее на ужас пробежало по ее лицу.

– Почему ты мне не сказала?

– Всю прошлую ночь я проревела в своей комнате, я думала, ты заметишь и спросишь. Кстати, всему виной твой совет. Я не должна была слушать тебя, потому что ты не знала всей истории, и все превратилось в дерьмо.

– А, так, значит, причина в том, что ты все мне не рассказала.

– Я чувствовала, что не могу этого сделать, я знала, ты разозлишься на меня из-за шкафчика.

– Да, конечно, разозлюсь… – Мама замолчала, глубоко вздохнула и завела машину. – Разговор еще не окончен, хорошо? Нам нужно все обсудить, когда мы обе успокоимся. Но… но это ненормально, что ты думаешь, будто не можешь поговорить со мной о таких вещах.

Да. Посмотрим, поднимет ли она снова эту тему. Хотя я очень надеялась на это.

Когда мама вывела машину со стоянки и стала ждать сигнала светофора, ее губы тронула легкая улыбка.

– Десять писем в неделю, – пробормотала она себе под нос, покачивая головой. – Неплохо, неплохо.