Брат Волк - Мишель Пейвер

Торак покачал головой: ответа у него не было.

— Потому что самое важное качество охотника — это уметь слушать. Слушать то, что рассказывают тебе ветер и деревья. Слушать, что говорят о Лесе другие охотники и их добыча. Именно этот дар ты получил от отца. Отец не учил тебя колдовству, не требовал, чтобы ты знал назубок историю племен. Он учил тебя охотиться. И думать. — Фин-Кединн помолчал. — Если завтра тебе повезет, благодари за это полученные от него знания и умения. И собственную смекалку.

Уже миновала полночь, но Торак все еще сидел у большого костра, глядя на мрачные вершины Высоких Гор.

Он был один. Волк ушел бродить по ночному Лесу. Во всем лагере не спали лишь сторожа. Из жилища Ослака доносились мощные раскаты храпа.

Тораку ужасно хотелось разбудить Ренн и рассказать ей о разговоре с Фин-Кединном. Но он не знал, в каком она жилище, и совсем не был уверен, что сумеет заставить себя рассказать ей все об отце. У него из головы не шла мысль о том «плохом», что, по словам Фин-Кединна, совершил его отец…

«Если ты выживешь… это будет еще не конец… рано или поздно Пожиратели Душ придут за тобой… Можно убегать и прятаться, а можно и сразиться с противником. Выбор всегда есть…»

Ужасные видения мелькали перед мысленным взором Торака: глаза медведя-убийцы; Пожиратели Душ, похожие на тени из страшного сна; лицо умирающего отца.

Чтобы отогнать эти видения, он поднялся и стал ходить возле костра, заставляя себя думать о завтрашнем дне.

Он ведь понятия не имеет, что будет делать завтра. Но Фин-Кединн прав: если на кон поставлена его жизнь, если схватки с медведем не избежать, значит, он может рассчитывать только на собственную смекалку. Да и Великий Дух станет помогать ему лишь в том случае, если он сам поможет себе.

И снова он вспомнил слова пророчества: «Слушающий… умеет сражаться с помощью воздуха и разговаривать, не издавая ни звука…» с помощью воздуха!

И в голове Торака сверкнула идея, которая начала постепенно овладевать им.

Пальцы у Торака так дрожали, что он никак не мог справиться с затычкой от рожка с лекарственными снадобьями.

Почему же он не сделал этого раньше? Теперь Волк безостановочно метался у входа в жилище, а люди племени Ворона ждали, когда же Торак наконец выйдет оттуда. А он все пытался вытащить затычку…

— Помощь нужна?

Ренн всунула голову в жилище. Она была очень бледна, под глазами черные круги.

Торак сунул ей рожок, и она мгновенно вытащила черную дубовую затычку зубами.

— А что это тебе вдруг понадобилось? — спросила она, отдавая рожок Тораку.

— Так, нужно кое-что. Для меток смерти. — На нее он старался не глядеть.

Она охнула:

— Как у того человека на ледяной реке?

Торак молча кивнул.

— Но он знал, что умирает. А ты вполне можешь остаться в живых!

— Откуда ты знаешь? Нет, я не хочу рисковать своими душами, не хочу, чтобы они разлетелись в разные стороны и скитались потом неприкаянные. Не хочу превратиться в злого духа.

Ренн наклонилась, почесала Волка за ушами. Потом сказала:

— Наверное, ты прав.

Торак видел за ее плечом над поляной медленно светлеющий синий край небес. За ночь тучи, скатившись с Высоких Гор, накрыли Лес толстым снеговым одеялом. «Хорошо бы знать, — думал Торак, — снег поможет мне или помешает?»

Он высыпал немножко красной охры на ладонь и попытался смешать ее со слюной, но во рту у него так пересохло, что даже плюнуть он не смог. И Ренн предложила:

— Давай я.

Она наклонилась, плюнула ему на ладонь, потом растопила немного снега в ладони и добавила в получившуюся кашицу.

— Спасибо, — пробормотал Торак.

Дрожащей рукой он вывел круги у себя на пятках, на груди и на лбу. Выводя последний круг, на лбу, он даже глаза закрыл, точно от боли. В последний раз ему пришлось делать это для умирающего отца.

Волк подошел и привалился к его ногам, втирая свой запах в новые штаны Торака, потом коснулся лапой его руки, словно говоря: «Я с тобой».

Торак наклонился и потерся носом о его морду: «Я знаю».

— Держи. — Ренн протянула ему мешочек из кожи ворона. — Я добавила туда еще немного кипрея и посоветовалась с Саеунн насчет отворотных чар. Они должны подействовать. И тогда медведь не сможет почуять Нануак.

Торак привязал мешочек к поясу. Метки смерти уже начинали стягивать кожу в тех местах, где он нарисовал охрой круги.

— И это ты тоже возьми с собой. — Ренн протянула ему маленький коробок из бересты.

— Что это?

Она удивилась:

— Но это же то, о чем ты просил! Я над этим почти всю ночь просидела!

Тораку стало стыдно. Он совсем позабыл о своей просьбе. Интересно, что бы тогда вышло из его планов?

— Я туда еще немного очищающих трав добавила, — сказала Ренн.

— Зачем?

— Ну… Если… если ты убьешь этого медведя, то станешь нечистым. Это ведь все-таки медведь, все-таки тоже лесной охотник, даже если у него внутри и сидит злой дух. И тебе надо будет себя очистить.

Как это похоже на Ренн! Какая она все-таки молодец — обо всем успела подумать! И как здорово она сумела его подбодрить своей уверенностью! Значит, надежда у него все-таки есть!

Волк нетерпеливо заскулил, и Торак, несколько раз глубоко вздохнув, двинулся к выходу.

Но тут же вспомнил, что забыл в жилище свой рожок с охрой, и вернулся за ним, а когда снова вышел наконец на поляну, на ходу пытаясь убрать рожок в мешочек с лекарственными травами, рожок выскользнул у него из непослушных пальцев и упал на землю.

Подобрал его Фин-Кединн.

Вождь вышел проводить его сам, передвигаясь на костылях. Рассматривая рожок, лежавший у него на ладони, Фин-Кединн вдруг словно окаменел.

— Это принадлежало твоей матери, — тихо сказал он. Торак удивленно захлопал глазами:

— Откуда ты знаешь?

Фин-Кединн не ответил и, возвращая Тораку рожок, сказал лишь:

— Никогда не теряй его!

Торак сунул рожок в мешочек. Ему показалось, что это довольно странное напутствие перед столь ответственным делом. Уже повернувшись, чтобы уйти, он вдруг снова услышал голос Фин-Кединна:

— Торак…

— Что?

— Если останешься в живых, знай: тебе всегда найдется место в нашем племени. Если, конечно, ты сам этого захочешь.

Торак был настолько потрясен услышанным, что ничего не смог сказать ему в ответ. А когда наконец пришел в себя, Фин-Кединн уже шел прочь, и лицо его было таким же непроницаемым, как всегда.