Та, что гасит свет - Дмитрий Рыков

— Цель поездки! — сурово глянула на них дама с внешностью госслужащей Третьего рейха.

— Там все указано, — тихо сказал Борис Антонович. — На операцию и дальнейшее лечение.

— Вот как… — с каким-то радостным торжеством протянула дама. — А вы знаете, чтобы получить визу и выехать на лечение, надо сначала оплатить лечение? — И она, словно издеваясь, ухмыльнулась.

— Так вот же платежка, — еще тише ответил Борис Антонович и подвинул ей листик со штампом банка и выпиской о переводе.

Дама сморщилась, словно глотнула что-то кислое. Она сгребла документы и произнесла:

— У вас срочный выезд. Приходите завтра после двух, — и, не прощаясь, встала со стула, показав им широкую, скорее мужскую, чем женскую, спину.

— Почему везде так русских не любят? — уже на улице спросила Наташа.

— Потому, что порой ведут себя как свиньи. Вспомни Турцию — отдыхающий с утра нажрался, заснул пузом кверху на лежаке под солнцем, к обеду сгорел чуть ли не дотла. Кожа слезает лоскутами, но бельма залил — и опять все нипочем.

Жизнь становилась экономной.

Им порекомендовали дешевую гостиницу «Юность» в Лужниках. «Дешевизна» выразилась в пятитысячном двухместном номере — тесная комнатка, протекающий унитаз, неплотно закрывающиеся окна, кровати под углом друг к другу. Борис Антонович посмотрел в окно на Воробьевы горы и подумал: «Да к черту все! Вылечусь — завалю своим резюме представительства всех португальских, бразильских и ангольских компаний! Все издательства! Техническая, научная литература — наплевать!»

Наташа предложила поехать в центр — «потусить». Все-таки Москва! Но ответом на робкий намек был хмурый злой взгляд Бориса Антоновича. Она согласилась ограничиться китайским супом в кафе на первом этаже.

Борису Антоновичу суп и остальная китайская хрень понравились. Под острую закуску он с удовольствием выпил бутылку недорогого белого вина — теперь оно являлось обезболивающим вместо диклофенака и мовалиса.

Получить визы помог все тот же ловкий юноша из агентства. Через него Борис Антонович купил билеты в Берлин и обратные Берлин — Екатеринбург с открытой датой. Вылет был в пять утра из Шереметьева-2. Мальчик снова заработал приличную сумму.

Выйдя за порог туристического офиса, Борис Антонович набрал номер телефона госпожи Бергер и попросил подробнее объяснить, как от аэропорта добраться до клиники. Немка, похоже, обиделась. Она сказала, что их встретят, и попросила назвать номер рейса и время прибытия. По ночной Москве домчались до Шереметьева за полчаса, прошли таможню и паспортный контроль. Борис Антонович, чтобы взбодриться, заказал в баре крепкий кофе, а Наталья отправилась на поиски магазина Duty Free. В самолете он задремал, даже проспал посадку. В зале прилета их встретила приветливая красивая женщина лет сорока, посадила в свой маленький «фольксваген-гольф» (а они-то думали, что у клиники служебная машина со своим шофером!), села за руль и помчалась, болтая без умолку. О себе рассказала, что она коренная москвичка, изучала немецкий в Институте иностранных языков имени Мориса Тореза. На втором курсе вышла замуж за немца и, не доучившись, уехала с ним в Берлин. Потом развелась, детей нет. Их клиника — лучшая в Европе, открыта в девяносто восьмом году. У них самое передовое оборудование, новые методы лечения, лучшие врачи. Снимок доктор Клетцер смотрел, сказал, что оперировать можно и откладывать нельзя.

— Он очень удивился, узнав, что вы еще самостоятельно ходите, — со смехом добавила она.

«Веселая дамочка», — подумал Борис Антонович.

— Операцию назначат через несколько дней после осмотра, анализов и кардиограммы, — продолжала та. — До нее — строжайшая диета. Проживание в клинике очень дорогое, поэтому я подобрала для вас скромную гостиницу, но в самом центре города. Holiday Inn на Bleibtreustrasse. У вас будет время погулять и ознакомиться с достопримечательностями Берлина. Доктор Клетцер — лучший в мире специалист, поэтому все будет хорошо. По крайней мере, в операционной еще никто не умер… — И опять хохотнула.

— Я все понимаю, — вклинился в ее речевой поток Борис Антонович. — Но почему нельзя оперировать сразу? В чем смысл? Если анализы и кардиограмма нормальные — ждать-то зачем?

— Это потому, что вы из России, — без тени смущения ответила Ирина Бергер. — С россиянами всякое случается. Был случай — больной прилетел оперироваться после недельного запоя — у него, видите ли, был юбилей. В аэропорту, забыв, что его встречают, промчался вихрем мимо меня. Поймал такси и отправился отсыпаться в первую попавшуюся гостиницу, которую ему порекомендовал таксист, — ну, вы меня понимаете. Тот завез его черт знает куда, я потом замучилась пациента отыскивать. Когда же нашла и доставила в клинику, анестезиолог категорически отказался давать ему наркоз. Пациент ждал неделю, пока из него выйдет весь хмель.

Борис Антонович наклонился к Наташе:

— Ты спрашивала, почему русских за границей не любят, помнишь? — спросил он. — Богатый русский человек — не значит воспитанный, отсюда и отношение…

Госпожа Бергер услышала.

— Э-э, не совсем так в данном случае. Парень оказался отличный. Боль переносил стойко, медсестер не третировал, терпел. Знаете, одну даже склонил к сексу… — улыбнулась она.

— Ничего себе!.. — вздохнул Борис Антонович.

— Да, представьте себе! — махнула рукой Ирина. — Провожали его очень тепло. Когда я по личным делам прилетела в Москву, первым делом позвонила ему. Он встретил меня на своем «лексусе», возил по всем моим делам, вечером пригласил в «Антонио» — это такой дорогущий итальянский ресторан, поил шампанским… Да-а… Но когда мне нужно было уезжать, он опять ушел в запой, и в аэропорт меня отвозил его молчаливый строгий водитель.

Тут Наташа неожиданно хихикнула — рассказ о бесшабашном пациенте ей явно понравился.

— Мы приехали, — сказала госпожа Бергер. — Выходите.

Борис Антонович с Наташей вышли из машины, огляделись. Сразу стало понятно, что здесь лечили не только тела, но и души: парк, цветники, фонтаны — все было великолепно.

В приемной стояли уютные кожаные диваны, на стенах висели очень дорогие картины. Борис Антонович не слишком разбирался в живописи, но понял это сразу. Доктор Клетцер обещал принять через час, а пока им предложили чай с аппетитными булочками. После чая Борис Антонович сдал кровь и сделал кардиограмму.

Доктор Клетцер оказался крепким мужчиной с усами по моде семидесятых годов. В разговоре он постоянно подтягивал вверх рукава тоненького свитера и тыкал пальцем в снимок позвоночника. Ирина Бергер переводила, но Борис Антонович больше слушал Клетцера, чем ее. Ему очень не понравилось, что врач делал упор не на особенности операции, а на ответственность, которая целиком и полностью ложилась на пациента.

— У меня очень тяжелый случай? — спросил по-немецки врача Борис Антонович.

Клетцер немного удивился, услышав родную речь, но потом честно ответил: