На вахте и на гауптвахте. Русский матрос от Петра Великого до Николая Второго - Николай Манвелов

Кстати, первые такого рода гуляния в парках источники отмечают еще в середине XVIII века. Вот соответствующее объявление из газеты «Санкт-Петербургские ведомости» за 1757 год:

«… В находящемся при шляхетном сухопутном Кадетском корпусе саду позволено всегда гулять, выключая четверток[221] и воскресенье, всякого звания и достоинства людям, от 6 до 10 часов по полудни, хроме крестьянства и одетых в гнусное платье. Господские служители в ливрее за знатными обоего пола особами и за прочими Дамами впусканы быть имеют, а в ливрее без господ впусканы не будут».

Наибольшим «форцем» на прогулках отличались штабные писаря — сухопутного Генерального штаба, Главного Морского штаба и Морского Генерального штаба. Слово авторам интереснейших воспоминаний о жизни Санкт-Петербурга конца XIX — начала XX века Дмитрию Засосову и Владимиру Пызину:

«Вывесок, запрещавших вход в общественные сады “солдатам и с собаками”, в наше время уже не было. Общественные сады и скверы в праздничные дни были заполнены солдатами. Сад при Никольском соборе был забит гвардейскими матросами, скверу Царскосельского вокзала — семеновцами[222], Александровский саду Адмиралтейства был местом прогулок писарей Главного штаба, в парке Народного дома было полным-полно “нижних чинов”. Там был отдельный павильон для танцев, вход 10 копеек (через турникет). На этой “танцульке” главенствовали писари Главного штаба — кавалеры высшего сорта. По форме их можно было принять за офицеров — шинель более светлая, чем солдатская, фуражка с белыми кантами, мундир двубортный тоже с белыми кантами, синие брюки навыпуск, со штрипками. Обхождение с дамами “самое галантерейное”. А главное — они были непревзойденными танцорами. Никто так лихо не мог пристукивать каблуками во время венгерки или краковяка, как они, а во время падекатра особо находчивые кавалеры бросались вприсядку, а при завершении фигуры вскакивали, какупругие пружины. Разным “штафиркам” (штатским) конкурировать с ними было трудно. Все это был народ видный, всегда чисто выбритый, с умело закрученными усами, они вовремя могли поднести своей даме пучок красных гвоздик — ну какое же женское сердце могло устоять против такого кавалера!»

Писарям Главного штаба было даже посвящено стихотворение поэта Петра Потемкина, написанное в 1910 году;

Флотским унтер-офицерам не запрещалось посещение театров, а также иные, казалось бы, исключительно офицерские развлечения.

26 декабря 1870 года император Александр Второй «высочайше соизволил разрешить» всем «чинам унтер-офицерского звания» посещать театры и перемещаться в экипажах. Следовало, правда, соблюдать определенные условия:

«1) Нижним чинам унтер-офицерских званий в театрах быть в городской форме и тем, кому присвоено оружие — при оружии.

2) Помянутым чинам занимать места в креслах не ближе 7 ряда, в ложах не ниже 2 яруса.

3) При езде в экипажах отдавать офицерам честь, прикладыванием руки к козырьку».

Спустя 15 лет, первого июня 1885 года император Александр Третий распространил на Морское ведомство положение приказа по ведомству Военному от 15 мая того же года. В соответствии с ним нижним чинам флота было разрешено посещать даже Императорские театры в Санкт-Петербурге и Москве. Отметим, кстати, что речь шла о «нижних чинах» в целом, а не только об унтер-офицерах.

Военнослужащие должны были платить за входные билеты половинную стоимость по правилам, «будут установлены по соглашению с Министерством Императорского двора».

Разнообразие в корабельную жизнь вносили и животные. Так, на подводной лодке «Окунь» обитал ёж, имевший склонность к пивному алкоголизму;

«Последующие дни был сильный шторм; “Окунь” отстаивался на рейде, находясь на бакштаге транспорта “Сухона”. Однообразие этих дней скрашивал принадлежащий кают-компании ручной ёж.

В первый же обед он подошел к старшему офицеру, стал на задние лапки и всячески старался привлечь к себе внимание.

— Он хочет есть?

— Да, конечно, но главное — не это, он хочет пива.

— Пива?

— Ад, пива! Разве вы не знаете, что ежи большие пьяницы? Смотрите!

Съев несколько кусков сырого мяса, еж продолжал стоять на задних лапках. Тогда старший офицер приказал вестовому налить на блюдечко пива.

Лишь только блюдечко было поставлено на пол, еж бросился к нему и стал жадно чмокать. Вылакав содержимое, весь в пивной пене, густыми хлопьями оставшейся на его усах, еж подошел к старшему офицеру и, стоя на задних лапках, требовал еще.

Так продолжалось до тех пор, пока, окончательно не напившись, еж, покачиваясь из стороны в сторону и мурлыкая под нос какую-то песенку, не стал бродить по кают-компании и, наконец, свалился в углу, где крепко заснул…

Однажды, придя накрывать стол для утреннего чая, вестовые не нашли ежа. После долгих поисков решили, что, выйдя на верхнюю палубу, он свалился за борт и утонул. Велико же было изумление матросов, когда, открыв буфет, чтобы взять скатерть, они нашли на ней мирно спавшего ежа.

Дверь была плотно закрыта, потому решили, что ежик забрался в буфет во время вечерней приборки и был там случайно заперт.

На следующее утро повторилось то же самое. Тогда было решено проследить, каким образом еж проникает в запертый буфет. Когда все разошлись и лишние лампочки были выключены, один из офицеров расположился на диване и стал ждать, что будет дальше.

Побродив по кают-компании и убедившись, что все ушли, еж подошел к буфету, вцепился когтями в филенку дверцы, потянул ее к себе, пролез в образовавшееся отверстие, после чего закрыл таким же образом за собой дверцы и расположился спать на столовом белье до утра.

Что еж понял, как открывать дверцы буфета, еще куда ни шло, но что он догадался закрывать их за собой, чтобы никто его не беспокоил, доказывает наличие большого ума у животного. Когда на следующее утро об этом стало известно, все много и долго хохотали, а за обедом еж получил лишнюю порцию пива и, напившись, тут же свалился спать до вечера».

Но ограничения, естественно, были. Так, 11 октября 1885 года приказом по Морскому ведомству было признано «несовместными с требованиями службы», чтобы нижние чины в вагонах конки сидели рядом с офицерами. Поэтому пребывание внутри вагонов было матросам и унтер-офицерам запрещено, что не относилось, впрочем, к местам «наружным», то есть к так называемому «империалу» — второму этажу конки, куда пассажиры поднимались по винтовой лестнице Примечательно, что запрет распространялся не только на нижних чинов Морского ведомства, но и на воспитанников специальных классов Морского училища и Технического училища Морского ведомства.