Обратный отсчет: Проект "Геката" - Токацин

человек. — После войны было очень просто осесть на Земле. Что уж теперь-то…

Гедимин несколько секунд смотрел на него, борясь то с нелепой улыбкой, то с желанием похлопать нового «курсанта» по плечу. «Идиот ты, seateske,» — подумал он — уже почти без злости и досады. «А он тебя сдаст прямо на палубе. Кенену не говорить. Айзека предупредить — если что, пусть засыпет реактор.»

…Айзек был на месте — АЭС работала, и начальника смены никак нельзя было сдёрнуть на стройку. На звук шагов Гедимина он обернулся и удивлённо мигнул.

— Помнишь, как считать прыжковые координаты? — спросил тот. — Вот эти три точки. Первая — завтра, три ноль-ноль, эти две… точно не знаю, но в пределах шести часов.

Айзек хмыкнул.

— Шести? Давай три, иначе сам запутаешься. Распишу тебе по секундам.

Гедимин благодарно кивнул. «Полчаса на посадку, оттуда — прыжок с поверхности, там не засиживаться,» — напомнил он себе, выходя из отсека управления. «Опять нет времени на археологию…»

11 января 27 года. Луна, кратер Пири, город Кларк — галактика Вендана, планета Ириен

До официальной побудки оставалось три часа. Иджес не проснулся — Гедимин давно научился уходить неслышно.

«Похоже на турель,» — сармат, остановившись посреди тёмного туннеля, шевельнул плечами — на них крепились излучатели, и угол схождения лучей можно было регулировать — и едва заметно усмехнулся. Свет ему был не нужен — каждый сантиметр пещеры он запомнил ещё во время прокладки. А скоро в туннеле должно было стать очень светло…

«Надеюсь, воздух он откачал,» — подумал сармат, приводя в действие пульсирующие излучатели. Белая точка, вспыхнув посреди пещеры, залила всю её дрожащим светом. Проём, подсвеченный по краям, вёл в межзвёздный вакуум — тысячи световых лет до ближайшей галактики, горящей перед Гедимином ярко, как лампа, направленная в глаза. Сармат даже прищурился и стоял несколько секунд, вглядываясь в размытые спиральные рукава звёздного скопления, пока в наушниках не заверещал таймер.

«Три ноль-ноль,» — он просунулся в межзвёздное пространство по пояс, вместе с излучателями на плечах, и повёл ими, сводя лучи в метре от себя. «Лишь бы не забыл про воздух…»

Свет за вторым проёмом показался сармату ослепительно-ярким. Чужая галактика исчезла. С той стороны проступили очертания откидного люка. Гедимин ухмыльнулся, снял со спины излучатели и, не размахиваясь, просунул их в двойное отверстие. Они упали куда-то вниз, звука он не услышал — да и не должен был.

«Не забыл,» — довольно усмехнулся он, просовывая обе руки во второй портал. Одно движение — и он был на той стороне, на стартовой площадке москитного флота, и закрывающийся проём «на прощание» слегка прижал его ступню. Пальцы, прихваченные межзвёздным холодом, онемели, и сармат встал не сразу — несколько секунд он сидел на палубе, а на него изумлённо смотрели шестеро в серо-стальных скафандрах. Восьмиконечная звезда блестела на груди у каждого, сквозь лицевые щитки виднелись только глаза — одинаково расширенные от удивления.

«Без ракетомётов,» — отметил про себя Гедимин, поднимаясь с палубы и сгребая в охапку излучатели. «Очень смелые… существа.»

Один из «серых» притронулся к респиратору. В наушниках сармата тихо засвистело.

— Гедимин, приём, — услышал он и усмехнулся.

— Приём. «Стимфалида» готова?

Кресла пилотов «Стимфалиды» были очень удобны для человека, будто для него и делались. Гедимин протиснулся через бомболюк и лёг на кислородную станцию, положив под локти контейнер с субстратом. Суханов, перегнувшись через кресла, смотрел на него обеспокоенно.

— Ну как?

— Стартуй, — буркнул сармат. — Откроешь — и сразу закрывающим за корму. Порталы фонят…

Над ним беззвучно опустилась бронированная переборка. Несколько томительных секунд спустя бомбардировщик рванул с места — и сходу вывалился в невесомость. От резкого перехода у Гедимина заложило уши, а сердце на долю секунды переместилось под ключицы. Он вскинулся, пытаясь рассмотреть пилота, — как хрупкая «макака» выдержала прыжок? В наушниках послышался резкий выдох и потрясённый шёпот:

— Ох ты ж!..

— Ты жив? — встревоженно спросил сармат. — Василий, приём!

В наушниках раздалось фырканье, а затем — быстро оборвавшийся смех.

— Оно того стоило. Определённо, оно того стоило… Гедимин, приём. Вижу планету. Сторожевой корабль за ней. Он неподвижен. Захожу на материк выше экватора.

«Ириен,» — Гедимин прикрыл глаза и улыбнулся. «Наконец я его увижу. Жаль, что не весь.»

Пять минут спустя атмосфера Ириена встретила их, мягко толкнув в фюзеляж; Гедимин почувствовал слабый рывок — развернулись тормозящие выступы защитного поля. «Стимфалида» шла на посадку, и сармат надеялся, что за время падения не проломит переборку, — он практически чувствовал, как она выгибается под его весом. Цепляться когтями было не за что — с одной стороны была кислородная станция с её шлангами и взрывоопасными контейнерами, с другой — слой флии, единственная защита корабля от излучения, крошащего металл. Гедимин, рывком подтянув руку к лицу, взглянул на дозиметр, — «сигма» уже зашкаливала.

Полёт замедлялся; через считанные секунды корабль развернулся брюхом книзу, Гедимина больше не вдавливало в переборку, и он даже смог сесть. Они всё ещё снижались над «материком выше экватора», и сармат надеялся, что сторожевой корабль не заметит их раньше, чем Василий найдёт укрытие.

— Грёбаный насос! — раздалось в наушниках. «Стимфалиду» несколько раз встряхнуло, и она остановилась окончательно. Переборка над Гедимином поднялась. Сверху на него встревоженно смотрел Василий.

— Втиснулись в какую-то дыру. Сверху нас не видно, но если увидят — живыми не вылезем.

— Закрой рубку и открой мне люк, — велел Гедимин, подтаскивая к себе прихваченный на базе отбойник и оглядываясь на принайтованные со всех сторон контейнеры. «Кидать в ящики, ящики — в портал. Потом верну.»

Переборка опустилась. Крышка люка разделилась надвое, втягиваясь в обшивку, и Гедимин выполз в пузырь защитного поля, поддерживающий на себе «Стимфалиду». Перекинув туда все ящики, он выбрался наружу — и замер, забыв и о ящиках, и об отбойнике, и об излучателях за плечами.

Они «втиснулись» в расселину между двумя, как сначала показалось Гедимину, невысокими, но протяжёнными плато.