Лета Триглава - Елена Александровна Ершова
Шрифт:
Интервал:
«Тело. Бери», — замигал Хват, крутясь на прежнем месте. — «Кольца. Мои».
Подцепив окровавленным серпом украшения, подбросила вверх, протянула сквозь них звездную нить — те зазвенели, насаживаясь и падая на острые ключицы богини новым ожерельем поверх бус и почерневших от времени пуговиц.
«Помнишь. Что?» — она поддела одну из них, и Хорс узнал пуговку со своего сюртука и нанесенный на нее узор в виде пятилучевой звезды.
— Помню, Мария Евгеньевна, — произнес он тихо. — То я на червенском могильнике оставил.
«Не. Ты».
— Не я, — согласился Хорс. — Василиса. Только не знаю теперь, жива ли она.
«Живая», — последовал ответ. — «Княжича. Дружине. Служит».
В груди точно потеплело. Будто порцию людовой соли пустил по жилам, и стало хорошо-хорошо, светло да спокойно. Вздохнув, Хорс обтер лицо — в том не было надобности, да за круголетье нахватался от люда привычек, все подмечал, копировал, чтобы за своего сойти. Вот и доигрался. Влюбил в себя ничего не подозревающую девчонку, еще и едва под смерть не подвел.
— Виноват я, — сказал. — Перед ней и перед тобой. Погубишь теперь?
«Хотела. Бы. Давно. Сгубила», — ответила Мехра. — «Время. Пришло».
— Люд уничтожить? — Хват мигнул один раз, соглашаясь. Хорс мотнул головой. — Не могу я! Не для того меня создавали.
Напрасно думать, что, пробудившись от мертвого сна, старшие боги помилуют Тмуторокань. Опасность заражения все еще витала над ними и над всеми другими, кто ни заражению, ни огню не подвергся, но ждал своего часа, чтобы проснуться в Ирии. Сколько их осталось? Тысяча? Чуть меньше? Что видели они, подключенные к системам жизнеобеспечения с момента, когда покинули прежний свой мир и жаждали проснуться в новом, чтобы заселить его и сделать пригодным для жизни? Их сон затянулся на целое круголетье, а может, и более. И нет той силы, что помогла бы им, и нет технологий, чтобы справить челнок и продолжить полет.
«Мешать. Вздумал. Куда. Тебе.»
Рот богини растянулся в жуткой усмешке, явив частокол зубов.
Далеко-далеко, за могильником, из копыловского сердца прозвучал вой созывающей на требище трубы. Почва задрожала, пошла волнами.
«Дети. Голодны», — сказала Мехра. — «Грядет. Великая. Жатва. Не. Успеешь».
— Успею! — выкрикнул Хорс в пустой зев, а Мехра, протянув костистую руку, дотронулась до Хорса — точно до самого сердца достала, будто горячей головней ткнула под ребра, в самую суть. Огнем обнесло голову, полоснуло по глазам светом. Подломив колени, Хорс опустился рядом с Даньшей и словно бы на миг умер.
Очнулся, только когда почувствовал, как парень трясет его за плечо.
— Яков Радиславович! Слышишь, барин? Ушла богиня! И мы должны идти! Что же ты?
Он моргнул, возвращая себе зрение и чувствительность. Разогнувшись, сел. В голове гулко щелкало. Губы были отчего-то мокрые, и мокро лицу, но Хорс не попробовал утереться.
— Надо добраться до Китежа, — произнес он. — Жива Василиса. Успеть бы…
— Обязательно успеем! Только надо убираться отсюда, да поживее! Видишь, что делается?
Проследив за взглядом Даньши, Хорс запрокинул лицо.
Из небесной трещины сыпалась серебристая крупа и, оседая на щеки, таяла, превращаясь в эликсир, в котором были и яд, и жизнь, и воля богов, и погибель для люда.
Глава 33. Сила Триглава
— …горе люду! Горе! — вой волхва разносился над требищем.
Лицо его блестело от подтаявшей соли, в бороде засели серебряные кристаллы.
Железный столб гудел, вторя мерному гулу, доносящемуся из небесного разлома: за несколько ден темная рана расширилась от самой столицы до Корских пещер. Скопления звезд время от времени выпускали голубоватые нити блиставиц, оттого лица собравшихся казались неживыми, навьими.
— …огневалась Мехра Пустоглазая, наслав на Тмуторокань своих детищ! А потому каждую седмицу велю резать черную козу и черную курицу, и окропить жертвенной кровью Мехрово идолище, дабы умилостивить богиню!
Жалобно кричал скот.
Люд осенял себя охранными знаками, перешептываясь, бормоча молитвы и пряча по подвалам малых детей.
Сперва то здесь, то там в избы к копыловским родичам приходили почившие. Стучались по окнам, скреблись в ставни да двери. В подвале Некраса визжал и бесновался потрошенный мертвяк: крышку забили железом, поставили по бокам бочки, а визги все не умолкали.
— Огневали мы Мехру, — ругался Некрас, припадая к бутылке. — Сколько времени дела правили без лишнего шума, а ныне пожинаем плоды! А все после вашего появления! У-у!
Прятаться у пьяницы-лекаря Хорсу становилось опасно. Даньшу он определил на постоялый двор, оплатив полученными от Некраса червонцами, а сам обустроился в оставленной гробовщиком кладбищенской сторожке.
— Осмотрительнее будь, Яков Радиславович, — шмыгал носом Даньша. — Руки лишился, в остроге побывал, и вновь за старое. Зачем это?
— Призвание у меня такое, — Хорс трепал парня по голове. — На свет таким появился, таким и уйду. Но не страшись, в Копылове мы долго не задержимся. Да и мертвяки меня не тронут. Я для них не одушевленнее табуретки.
— …и княжьим велением, — гремел трубный голос волхва, — требую каждой семье выдать по серебряному червонцу в Китежскую казну, и по медному — в Копыловскую, дабы отлить из серебра дробь и пули!
Шли по улицам надзиратели, собирая с жителей дань.
Докрасна раскалились плавильные печи, из кузнечных мастерских доносился непрерывный лязг.
По всему городищу запылали костры, и загустел, потянулся прогорклый дым.
Хорс исправно посещал требища. Там оттирался средь напуганного копыловского люда, здесь подсматривал, подслушивал. Боялся, и вправду, не успеть.
Боги вошли в силу: воплотились, окрепли, несли волю через волхвов, и чем громче трубили волхвы — тем всесильнее становились боги, тем чаще будут насылать болезни, будут рождать чудовищ, подтачивая Тмуторокань изнутри. Подобраться бы к волхвам близко — да как подберешься? Вокруг — кольцо огнеборцев, в разломах под столбами ходили-скрежетали шестерни, и сотрясалась земля, рождая и пряча волхвов в ненасытной утробе.
— … а кто пойдет супротив воли княжеской, того колесовать немедля! Так говорим!
Над головами горели огненные шестерни: то Сварг несся по небесному шатру, высматривая смутьянов, и сваржьи псы лизали горячими языками потемневший, опаленный по краям атлас.
— …какой-какой, говоришь? — донеслись сквозь гул да дрожь далекие голоса.
— Вон тот, чернявый! С его приходом-то…
— А малец?
— Поди, рядом оттирается.
Хорс сфокусировал взгляд, различая, как, раздвигая толпу, к нему направляются два дюжих огнеборца с символами черного тмутороканского колеса на панцирях. За их спинами мелькнуло и
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!