Белая сирень - Маша Ловыгина

Оля загнула рукав, подставляя руку:

— Да…

— Раскопали ещё могилы… Бедные девочки.

Громкий стук в дверь, явно ногами, и непрерывающаяся трель звонка заставили Олю с огромным трудом разлепить глаза. Это был не сон. Она и не спала эту ночь, а находилась в мутном состоянии, наполненном обрывками образов, слов, тошнотворных видений и запахов. Всё перемешалось в одном бесконечном кошмаре, вытянувшем из неё остатки сил.

В городской больнице она провела гораздо дольше, чем планировала. В маленьком кабинете, выкрашенном зелёной краской, ей пришлось раздеться, чтобы врач осмотрела раны, полученные ещё на комбинате, и подробно описала их. Ключевой фразой, которая заставила Олю сдаться, была о том, что каждый её синяк сыграет важную роль в обвинительном заключении. Хотелось в это верить. Под разнообразными предлогами в дверь постоянно кто-то заглядывал из персонала. На их лицах Оля читала любопытство, страх, испуг и ещё много чего, о чём совсем не хотелось думать. На вопрос о Мезенцеве доктор коротко ответила: «Всё с ним в порядке. Пуля прошла навылет. Кость не задета. Заживёт». Потом пришлось долго ждать, когда врач договорится с кем-нибудь, чтобы отвезти девушку домой. Оставаться на отделении Оля категорически отказалась, подписав бумагу.

Уже в подъезде Оля опомнилась, что сумки у неё нет, а значит, нет ни ключей, ни телефона, ни паспорта. Уткнувшись лбом в дверь, она постояла немного, собираясь с мыслями и, уже решив вернуться в отделение больницы пешком, оперлась на ручку двери. Замок даже не щёлкнул. Квартира оказалась не заперта. Теперь это уже не удивляло и не пугало. Девушка вошла внутрь, огляделась, закрыла дверь на простую задвижку, а потом просунула в ручку старую засохшую швабру, которую так и не собралась выкинуть. Она поняла, что внутри опять кто-то был, но сейчас ей было на это наплевать. Оля легла на свой маленький диван, подтянула колени к груди, обхватила их руками и закрыла глаза. Удовлетворения не было. Хотелось хоть немного чувствовать радость от того, что всё закончилось, но напряжение никак не уходило. Кажется, с каждой минутой оно только возрастало, волной расходясь по телу, заставляя звенеть каждый нерв. Опять чудился запах ментола. Оля даже встала, чтобы шире открыть окно, впустив прохладный ночной воздух, но стало только хуже. Откуда-то донёсся аромат сирени, заполнил каждый угол в квартире, проник сквозь одежду, впитался в кровь, заставив Олю мучительно застонать и уткнуться носом в рукав.

***

Чудов, восемь лет назад

— Сделай-ка музыку погромче! — Марина щёлкнула зажигалкой и, прикурив, сама повернула тумблер на магнитоле. — Люблю, когда до печёнок продирает!

Водитель усмехнулся, но спорить не стал. Открыв окно наполовину, Марина высунула руку до запястья, стряхивая пепел и подпевая. Отвернув зеркальце над головой, поймала глаза Оли. Ничего не сказав, вернула зеркало на место, а Оля вся сжалась от её взгляда.

Её охватило непонятное беспокойство. Но это ощущение скоро прошло. Парень за рулём тоже стал мычать, не попадая в такт, и Марина громко хохотала, вытирая ладонями выступившие слёзы.

Когда они выехали из города и придорожные постройки сменились вспаханными полями и дачными домиками, Шагина замолчала, прижавшись виском к стеклу. Водитель ещё несколько минут пытался петь, но вскоре тоже умолк и даже убавил музыку.

Не выдержав затянувшейся тишины, Оля наклонилась вперёд и негромко спросила у Марины:

— Далеко ещё? Я думала, это в городе. Не хочется поздно возвращаться.

— Тебе что, не сказали?

— Ну так, в общих чертах, — Оля пожала плечами. На самом деле она была очень рада, что едет не одна, а с Мариной. Конечно, Шагина была не тем человеком, с которым всё легко и просто, но Оленька была бесконечно ей благодарна. Пусть наорёт, если она сделает что-то неправильно, может даже ткнуть носом в ошибки, Оля не обидится. Она просто будет стараться во всём слушаться Марину. — Никогда не была в этой стороне.

— Да уж, вырядилась ты явно не для прогулки, — хмуро заметила Марина.

— Так у меня же фартук с собой! Правда, только один, — расстроилась Оля, — я ведь не знала, что ты тоже поедешь.

— Я тоже не знала… — Шагина опять зашелестела пачкой, выуживая сигарету. — Тебя как звать-то? — обратилась она к парню.

— Лёха!

— Ой, Лёха, Лёха, мне без тебя так плохо! — Марина глубоко затянулась, отчего столбик сигареты сократился почти вдвое. — А что, Лёха, ждут нас, а? Как думаешь?

Плечи парня немного приподнялись, да так и остались, утопив и без того короткую шею в вороте куртки.

— Ждут… — протянула Марина и вдруг, хлопнув парня по локтю, вскрикнула. — Погоди, погоди, остановись-ка!

Лёха нехотя затормозил. Шагина, выскочив из машины, побежала в сторону от дороги к небольшому холму с каменистой поверхностью, поросшему мхом и молодой травой. Оля не выдержала и тоже вышла. Хотелось немного размяться и проветриться от табачного дыма. Она увидела, что Марина присела на корточки у основания холма. Подошла к ней и встала в нескольких шагах.

— Я в детстве часто сюда пешком ходила, — не оборачиваясь, сказала Марина. — Там дальше — перегоночная станция, где отец работал. Ну, не отец, а… — она вздохнула. — А здесь мы собаку мою похоронили. Давно ещё. Мать спьяну топором зарубила, потому что та её укусила, — помолчала. — Тут хорошо, людей мало ходит, тихо.

— Как её звали? Собаку?

Марина искоса взглянула на Олю и пожала плечами:

— Просто собака. Я же её не за имя любила, — резко встала. — Нечего тут смотреть!

Не оглядываясь, Марина зашагала обратно. Оля бросила последний взгляд на поросшую нежной зеленью землю и пошла следом.

После того как они миновали железнодорожный шлагбаум, ехали ещё около получаса. По обе стороны дороги плотной стеной высился лес. Съехав на узкоколейку, автомобиль, покачиваясь с боку на бок, сбавил скорость и двинулся вглубь леса. Оле пришлось придерживать поднос, чтобы не растерять рулеты. Кидало из стороны в сторону с ощутимым размахом. Шагину, похоже, это совсем не смущало. Не выпуская изо рта сигарету, она лишь негромко материлась, когда автомобиль попадал в особенно глубокую яму.

— Там придётся пешком пройти, я не проеду, — водитель остановился в нескольких метрах от конца трелёвочного тракта, где застыла, в человеческий рост, высокая глиняная волна, вырытая экскаватором.

— Уже в курсе, — Марина, разминая спину, стояла у двери машины.

Оля с восторгом задрала голову и прислушалась. Высоко-высоко стучал дятел. Ни ветерка. Сосны могучими исполинами возвышались, подпирая еле видимое небо. Воздух казался сладким, словно разбавленный водой мёд в стакане. Где-то послышался голос кукушки. Оля не стала считать, а лишь внимала, закрыв глаза, пока громкое уханье и шелест крыльев не разорвал предыдущую мелодию.

Лёха открыл багажник и стал методично складывать прямо на дорогу сумки и пакеты. Ящик водки поставил последним.