Ювелирная работа - Ирина Градова

кого-то третьего – всего лишь наши предположения, которые ни на чем не основаны!

– Если помните, сосед матери Рогова дал словесное описание человека, который о чем-то спорил с Уткиной накануне ее гибели, но это не Гуревич и не Гущин, точно.

– Ну, этот персонаж мог и вовсе не иметь отношения к ее смерти, ведь Уткина встречалась с разными людьми! Но, может статься, он как раз и есть тот самый дополнительный член преступного сообщества, так что, будем копать… Зато теперь, кажется, можно предположить, что искали в квартире вашей Роговой, и почему шарили так тщательно и не взяли почти ничего другого.

– Верно, – подхватила Лера, – ведь искали бриллианты, поэтому тырить видик или телик не стали! Девушку, видимо, убивать не собирались – во всяком случае, пока не узнают, где камни.

– Скорее всего, она либо не успела сказать, либо решила унести эту тайну с собой на тот свет.

– Либо просто ничего не знала!

– Или так. И снова мы упираемся в Антона Гущина: он – единственный из всех, кто нам известен, до сих пор жив… По крайней мере я на это надеюсь! Мы обыскали его съемную квартиру: похоже, он там не появлялся, зато в ней побывал с обыском кто-то другой. Сейчас мои коллеги посещают все места, где он мог бы объявиться, ищут его друзей и знакомых, у которых он может прятаться. А у вас какие планы?

– Завтра из Тихвина приезжает мать Уткиной – надо с ней встретиться.

– Правильно, поговорите с ней о Гущине – вдруг она с ним знакома, чем черт не шутит, ведь парень тоже из Тихвина.

– Правда? Тогда есть шанс, что они с Катериной давно знакомы, ведь Тихвин – маленький город!

– Что ж, тогда давайте поедим и приступим к работе с новыми силами.

– Но у вас только кофе, да и тот уже остыл…

– До нашей беседы у меня не было аппетита, но теперь я, пожалуй, воспользуюсь моментом и закажу что-то посущественней!

* * *

Роман понятия не имел, как ищут пропавших животных. Вернее, его представления об этом процессе в основном базировались на песенке Родиона Газманова «Люси», а также на одном случае из детства, когда пропала собака у соседа, с которым водил дружбу дедушка. Дядя Коля, так его все называли, был человеком нелюдимым и мало с кем общался, но имелась у него подружка по имени Клякса – маленькая собачка, помесь таксы с каким-то местным полканом. Клякса получила свое имя из-за того, что вся она была грязно-желтого цвета, а на лбу ее расплылось большое черное пятно – ни дать ни взять клякса! А уши у нее были длинные, как у кролика, только не стояли, а болтались, едва не путаясь в ее лапах. Собачка была скандальным, хотя и совершенно безвредным существом: она лаяла на все, что движется, но никогда не делала попыток укусить ни человека, ни животное – даже кошки могли спокойно прохаживаться мимо нее, гордо задрав хвост. Правда, если среди них попадалось мяукающее создание, не знакомое с Кляксой и ее миролюбивым характером, которое пыталось драпать от нее во все лопатки, собачка честно, как всякая уважающая себя представительница ее вида, неторопливо преследовала его, загоняла на дерево и садилась внизу с сознанием исполненного долга. А еще Клякса очень любила подачки. Дядя Костя кормил ее кашей с салом или остатками курицы, которую ел сам, но Кляксе нравились печенье, пряники и всякие другие «деликатесы», которых старик и сам не ел, и ей не давал. Зато соседские мальчишки и девчонки щедро делились с Кляксой сладостями. Дядя Коля видел это и каждый раз ворчал, но не запрещал детям угощать собаку. Клякса выражала благодарность бурно, виляла хвостом-пистолетом, лизалась и даже вставала на задние лапы, хотя это, при ее длинном тельце, давалось ей нелегко! И вот однажды дядя Коля прибежал к Роминому дедушке взмыленный, расстроенный и принялся жаловаться, что собака пропала. Он обегал все окрестности, даже в лес ходил, но нигде не обнаружил свою ушастую пропажу. Рома остро чувствовал боль старика и очень хотел ему помочь, поэтому спросил у мамы, как это лучше сделать. Она, конечно, понимала, что все в округе в курсе случившегося и, если бы Клякса была жива, то уже давно нашлась бы. Тем не менее мама видела, что для сына важно участвовать в поисках, поэтому она сказала, что нужно написать объявления и расклеить их в людных местах. У Ромы не было фотографии Кляксы, но он, как мог, попытался ее изобразить при помощи фломастеров, уделив особое внимание приметному пятну на лбу. Он написал около двух десятков подобных объявлений – от руки, ведь компьютера в их семье отродясь не водилось, – и расклеил на всех столбах, на остановке автобуса и даже на стене школы. Однако никто так и не позвонил по телефону, который он оставил, а через пару дней кто-то из старших пацанов сказал ему, что он, дескать, мается дурью, потому что Кляксу застрелил дядя Вахтанг. Дядя Вахтанг владел единственным в окрестностях магазином и действительно терпеть не мог ни вечно тявкающую Кляксу, ни ее хозяина: дядя Коля и за глаза, и прямо в лицо называл его жуликом и рвачом, что было сущей правдой, потому что цены в его лабазе были прямо-таки «атомными», просто никто другой не осмеливался откровенно назвать вещи своими именами. Рома, конечно, опечалился, но решил все же проверить слухи. Он отправился прямиком к дому дяди Вахтанга. Оказавшись там, мальчик сразу понял, что пришел по адресу: Клякса точно находилась где-то здесь, только он не мог определить, где именно: зайти за забор Рома не решался, ведь двор охранял внушительного вида «кавказец», от которого вряд ли можно было ожидать такого же дружелюбия, как от Кляксы! Целый день мальчишка караулил в кустах у забора, и к вечеру его терпение было вознаграждено: дядя Вахтанг вернулся из магазина, но не пошел сразу в дом, а зачем-то направился в сарай. Через минуту Рома услышал громкий визг, а потом жалобный писк, после чего дядя Вахтанг выволок из сарая Кляксу. Он тащил ее к лесу на веревке, туго повязанной вокруг толстенькой шеи, а собачка упиралась всеми четырьмя лапами, догадываясь, что пробил ее последний час. В другой руке мужчина держал толстую палку, и Рома понял, что должен немедленно что-то сделать: то, что дядя Вахтанг намеревался убить собаку, он знал наверняка. И тогда он выскочил из своего укрытия, громко крича: «Не смей! Не смей!»