Поцелуй смерти - Лорел Гамильтон

Я мотнула головой и улыбнулась.

– Не вижу ничего смешного, – сказал Оуэнс.

– Насколько я знаю, и Брайс, и Гермес должны полностью поправиться.

Престон встал, чтобы с высоты своего роста глядеть на меня вниз. Вот уж на что мне было искренне наплевать.

– Гермес выше шести футов, а вы его впечатали в стену так, что, блин, отпечаток тела остался, а вампирша наполовину в стену ушла. Это не стандартный метод работы, Блейк. И мы хотим понять, что случилось.

– У вас где-нибудь найдутся мои анализы крови. Наверняка они вам помогут сообразить, что к чему.

– У вас в крови шесть разных видов ликантропии, но вы не перекидываетесь, что с медицинской точки зрения невозможно.

– Ага, я феномен медицины. И сейчас свою феноменальную тушку тащу домой.

– Домой – это куда? – спросил Оуэнс.

Я посмотрела на него, сузив глаза:

– Что?

– К себе домой или в «Цирк проклятых» к мастеру города Сент-Луиса? В какой дом вы сегодня едете?

– Сегодня в «Цирк проклятых», хотя это совершенно не ваше дело.

– Почему сегодня туда? – спросил он.

Я устала, иначе бы не ответила.

– Потому что по расписанию мы сегодня спим там.

– Мы – это кто? – спросил Оуэнс, и что-то в его интонациях вызвало у меня подозрение, что их интересует моя личная жизнь, а не профессиональная деятельность.

Я покачала головой:

– В своей личной жизни я вам отчетом не обязана, детектив Оуэнс.

– Некоторые люди в правоохранительных органах считают, что ваша личная жизнь компрометирует вашу лояльность.

– Никто из тех, кто встречал со мной опасность плечом к плечу, в моей лояльности не сомневается. Никто из тех, кто вошел сегодня со мной в этот дом, не сомневается в моей лояльности. Честно говоря, на остальное мне плевать.

– Мы можем порекомендовать, чтобы СВАТ не привлекал вас к работе в Сент-Луисе, поскольку вы опасны и непредсказуемы, – сказал Оуэнс.

Я снова покачала головой и пожала плечами. Сейчас это было легче – без бронежилета и всего моего оружия.

– Вы сделаете все так, как вы захотите, и все, что я скажу, ни малейшей роли играть не будет. Вы явно решили использовать против меня мою сексуальную ориентацию.

Это я сказала нарочно. Я тоже знаю правила.

– У нас нет вопросов к вашей сексуальной ориентации, маршал Блейк, – возразил Оуэнс.

– Я полиамурна – это означает любовь более чем к одному лицу. Вы сейчас заявили, что раз я не ванильно-в-позиции-миссионера-моногамная, моей лояльности нельзя доверять. Разве не так говорили когда-то о гомосексуальных сотрудниках?

– Дело не в числе мужчин, с которыми вы живете, дело в том, что все они – оборотни и вампиры, – возразил Престон.

– Значит, вы дискриминируете моих бойфрендов на том основании, что у них болезнь?

Оуэнс тронул Престона за руку:

– Мы никого не дискриминируем, маршал Блейк.

– То есть у вас нет предубеждений против вампиров или оборотней?

– Конечно, нет. Это же было бы незаконно.

Оуэнс потянул Престона за рукав и заставил его сесть. Я осталась стоять.

– Приятно знать, что у вас нет предубеждений против сексуальной ориентации или против больных.

– Поли… как это там, – это не сексуальная ориентация. Это образ жизни, – сказал Престон.

– Забавно. Я думала, это у меня такая ориентация, но если вы – психолог со специализацией в сексологии, то вы, конечно же, должны быть правы.

– Вы отлично знаете, что это не так.

Первые нотки реальной злости зазвучали у него в голосе. Если его продолжать тыкать, может, заставлю его заорать, и это тоже попадет в запись.

– Понятия не имею, в какой области вы эксперт, детектив Престон. Я подумала, что раз вы говорите о моей половой жизни как эксперт, наверное, знаете что-то, чего не знаю я.

– Я ни черта не говорил о вашей половой жизни.

– Извините, мне показалось, что говорили.

– Отлично знаете, что не говорил.

– Нет, – ответила я и подняла на него глаза, давая ему прочитать все мое неудовольствие и подпустив нотки начинающегося гнева в холодный сдержанный голос, – нет, я ничего такого не знаю. Мне даже показалось, что вы оба ставите под вопрос мою верность полицейскому значку и службе, потому что я сплю с монстрами, а значит, сама монстр.

– Мы такого не говорили, – возразил Оуэнс.

– Забавно, потому что я именно это услышала. Если вы имели в виду не это, то прошу вас, джентльмены, просветите меня. Расскажите, что вы на самом деле имели в виду. Проясните, что я не так поняла в нашем разговоре.

Я стояла и смотрела на них, Престон на меня глядел, набычившись, но ответил Оуэнс:

– Мы никоим образом не критикуем вашу домашнюю жизнь, вашу половую жизнь, а равным образом не инсинуируем, будто граждане, страдающие вампиризмом или ликантропией, менее достойны прав и привилегий, полагающихся каждому жителю нашей страны.

– Когда будете куда-нибудь избираться, скажите мне. Чтобы я за вас не проголосовала.

Он удивился:

– Я никуда не собираюсь избираться.

– Хм. Обычно, когда человек говорит как политик, он куда-нибудь избирается.

Он покраснел, наконец-то разозлившись:

– Можете идти, маршал. Даже лучше будет, если вы уйдете.

– С радостью, – ответила я и оставила их злиться вдвоем – вероятнее всего, на меня.

Они могли бы рекомендовать не разрешить мне больше работать со СВАТ, но рекомендация – всего лишь рекомендация, а другие сотрудники этих типов любят не больше, чем я. Пусть рекомендуют, что хотят, и проваливают ко всем чертям.

А я домой.

Чего мне хотелось – это в душ, как следует обняться, как следует поесть, как следует позаниматься сексом – и спать. Что я застала – это ссору двух своих любовников, такую громкую, что я их слышала сквозь занавеси, образующие стены гостиной в подземелье «Цирка проклятых». Никки шел за мной с одной из моих сумок со снаряжением, другую несла Клодия. Она на пару дюймов выше Никки – таких высоких людей я редко встречала, а из знакомых мне женщин она точно самая высокая. Длинные черные волосы она, как всегда, собрала в тугой высокий хвост. Темное лицо при этом оставалось открытым и поразительно красивым. Не статуэточной красотой миниатюрной женщины, а красотой силы и широких лепных скул. Сногсшибательно она смотрелась с каплей косметики на лице, одетая в черные штаны и черный топ – неофициальную форму телохранителей. Обнаженные плечи и руки играли мускулами при малейшем движении. Никки шире в плечах, но Клодия рядом с ним не проигрывала нисколько – она смотрелась высокой, сильной и опасной. Наплечная кобура и пистолеты казались почти ненужными – как розочка на именинном торте, и без того покрытом толстым и густым слоем крема. А то, что она крысолюдка, отчего у нее быстрота и сила больше моих, означало, что внешний вид полностью соответствует реальности. Кроме того, у нее есть совесть, в отличие от Никки, которому приходится одалживаться у меня. Совесть иногда мешает быть такой смертоносной, как могла бы.