Ночной хозяин - Данил Коган

— Что-то произошло, ворст? Что-то, о чем мне не известно?

— Друг мой. Разве вы не видите? — маркиз наставил на Оттавио свой пухлый палец. — Местная знать желает восстать и плетет заговоры. Вальдштайн желает, чтобы местная знать восстала. Церковь хочет расправиться с обновленцами. Обновленцы хотят громить церкви и устанавливать свои порядки. Когда желания столь разных сил сходятся в одном, можно быть уверенным: то, к чему они ведут, наступит непременно! Скоро тут разразится хаос. Начнется восстание, которое Вальдштайн попытается утопить в крови. В любом случае, удастся ему это или нет, летом будет война! Свеям, слава Владыкам, в этом году не до нас. Но есть Союз Провинций. Есть датты. Этот край скоро будет залит кровью. В городе точно вспыхнут беспорядки и случится бунт. А я слишком толст и неповоротлив, чтобы бегать от мятежников. Я отбываю в столицу, по крайней мере на эту зиму. Вы можете поехать со мной или остаться, исполнять свои обязанности здесь.

Оттавио уже собирался сказать — «конечно, ворст, я еду с вами» — и не смог. Слово застряли, остановились в легких, не желая проходить через враз пересохшее горло.

Он услышал мерзкий, знакомый шелест песка, затем ощутил, что падает. Кабинет маркиза куда-то бесследно исчез, а сам Оттавио очутился в очень странном месте.

Он стоял на посыпанной желтым речным песком тропе. По сторонам от нее, неприятно шелестя, росли страшноватые кусты с высохшими ветвями, усеянными большими острыми шипами. Ветви постоянно двигались безо всякого ветра, сами по себе, извивались, танцуя странный завораживающий танец.

Небо над головой было неестественного ядовито-бирюзового оттенка. Прямо из его центра на Оттавио уставился чей-то гигантский глаз, от которого исходили потоки холода и мертвенное свечение.

Он знал, что эта штука заменяла здесь солнце.

Опустив глаза, чтобы не смотреть на танец высохших ветвей, Оттавио, увязая в песке, побрел по тропе вперед. Он бывал в этом месте уже дважды и, в принципе, знал, что увидит дальше, хотя также знал, что здесь ничего не остается неизменным.

По ощущениям, он шел по тропе, не поднимая глаз, довольно долго. Здесь не на что было ориентироваться, сердце у него не билось, глаз неподвижно висел в центре неба, злобно пялясь вниз и поливая все волнами потустороннего холода. Время здесь не имело значения.

Наконец, тропа привела его на поляну, покрытую сухой колкой травой. Посередине поляны, окруженной все теми же вездесущими кустами, стояло небольшое искривленное дерево. Прямо под деревом валялись осколки каменного, разбитого надвое изваяния. Когда-то оно изображало горного ястреба — сигну рода монских иль Стрегонов.

На одном из обломков крыльев сидел дух-хранитель рода.

Он был облачен в белоснежное одеяние, чем-то напоминающее старолацийскую тогу. Из-под тоги торчали мощные птичьи лапы. Голову покрывали мягкие, похожие на пух, рыжие перья. Такие же перья росли на его руках. На правой руке у него шесть пальцев, снабженных острыми желтыми когтями, на левой четыре. Золотистые глаза, пробитые двойным зрачком, смотрели пристально и равнодушно. Его худое птичье лицо имело несомненные, хоть и искаженные, фамильные черты Стрегонов.

Дух, не вставая, указал Оттавио на красную ленту, завязанную сложным узлом на ветви дерева.

— Ты остаешься. За тобой долг.

Слова родились внутри головы — изображать человеческую мимику, открывая рот, дух считал слишком утомительным.

— Тяни.

Оттавио взялся за конец ленты и со словами:

— Я остаюсь. Исполняя долг, — потянул его на себя. Сложный узел развязался, как будто сам собой, лента вспыхнула ярким бездымным пламенем и растаяла. В последний миг Оттавио привиделось, что небо над поляной почернело, прорезавшись вместо давешнего глаза холодными белыми точками.

Оттавио моргнул. И очнулся в кабинет маркиза.

Маркиз смотрел на него, ожидая ответа. Оттавио разлепил пересохшие губы.

— Я не могу поехать с вами, ворст. Меня здесь удерживают непреложные обязательства. Может быть, позже, когда я полностью покончу с делом «Легиона»?

— Да. Может, позже, — после продолжительной паузы произнес маркиз. Он как то сгорбился, обвис, как будто из него выпустили воздух.

Некоторое время он размышлял, покачивая головой, видимо, думая, что сказать. Наконец, произнес:

— Еще одно, Оттавио: присмотрите за Элизой, раз уж вы остаетесь. Если начнутся беспорядки, прикройте ее. Вывезите из города. Пусть даже придется для этого стукнуть ее по голове. Я внесу предоплату для Святой Рикельдис, на двоих. Я оставлю вам письмо и подробные инструкции на такой случай. Если ничего экстраординарного не случится, сожгите его, не читая.

— Конечно, ворст. Я все сделаю. Но почему вы не заберете ее с собой?

— Она не хочет никуда ехать. Она упряма как ослица, и переубедить ее не получится. Сам я отбуду через Святую Рикельдис послезавтра. Некоторые мои вещи отправятся в Гросс-Экберт фургонами. Проследите, чтобы все как следует упаковали. Жить вы будете по-прежнему здесь, в особняке. Еду можете заказывайте в ближайшем кабаке, я попрошу моего повара договориться об этом. Срочные доклады и сообщения отправляйте через Рикельдис, деньги я вам оставлю. Ладно, у нас еще будет время все обсудить более подробно. Мне жаль, что все так сложилось, Оттавио.

2

Через три дня особняк опустел.

Стеклянные окна верхнего этажа закрыли тяжелыми ставнями.

Грузчики вынесли мебель, наиболее ценные предметы, гобелены, ковры, кресла маркиза.

Три тяжело груженых фургона отъехали от Стеклянного дома, увозя с собой мебель и немногочисленных слуг.

Лоренцо Оттавио тоже отправил с ворстом, оставлять толстяка совсем без телохранителя он не хотел. Ар Стрегон попросил слугу на месте подготовить все к его возможному приезду и присмотреть за маркизом.

Оттавио остался внутри пустой оболочки человеческого жилья, в компании светлых, выгоревших пятен на стенах — мест, откуда сняли драпировки, исцарапанного ножками отсутствующей мебели паркета, гулкого эха, поселившегося в пустых залах.

Вместе с ним в особняке жил только Хартвин гер Доннер, которого Оттавио, с благословения маркиза, сделал кем-то вроде своего личного порученца.

Дело было так:

Хартвин больше недели доставал Оттавио.

Он буквально поселился на крыльце особняка.

Постоянно таскался следом, бубня о долге, чести и о том, как он готов служить.

Сидел в Сером Гусе, поедая Оттавио голодными глазами. В конце концов, Оттавио вышел из дома пораньше и обнаружил, что парень, похоже, на крыльце ночевал!

Он затащил гер Доннера в прихожую, чтобы устроить ему хорошую взбучку, но тут вниз спустился маркиз, приказал подавать завтрак и пригласил мелкого поганца за стол.