Аквариум (сборник) - Евгений Шкловский

Инна им улыбается, а Малышеву втайне кажется, нет, он уверен, что на самом деле – только ему, из другого, памятного только им времени.

– Инна, за твое здоровье и процветанье! – Сашка облапливает ее за плечи.

Звонок. Инна исчезает, словно растворяется в воздухе. Испаряется вслед за ней Сашка Полетаев, воронкой утягивается в прихожую гурьба гостей: муж! муж! Малышев запоздало пристраивается в конец, но его уже вталкивают обратно: не муж!

– Танцуем, танцуем! – кричит Малышеву Полетаев, выделывая немыслимые коленца возле дамы с золотой цепью.

Инна разрумянилась. Ее носит будто ветром, будто сквознячком из приоткрытого окна – от группки к группке. Только что была рядом и – нет ее уже, только голос, слегка задыхающийся: «Видишь, с какими людьми я теперь дружу…» Загадочная фраза, на которую он даже не успел среагировать, переспросить, что она имеет в виду. Кто-то высокий, представительный, со съехавшим на плечо супермодным галстуком, в крупных роговых очках, неведомо откуда возникший – муж? не муж? – размашисто ведет ее в знойном танго…

В какое-то мгновенье Малышев вдруг оказывается в другой комнате, сразу отдалившись от шума за стеной, – шкаф, диванчик, письменный стол, компьютер, стеллаж с книжками, прислоненный к стене складной велосипед. Лаконично, уютно. Все как будто простое, неброское, но сразу видно – качественное, со вкусом, не лишь бы как. Книжки детские, заботливо расставленные по полкам: «Библиотека приключений», «Жизнь замечательных людей», «Сказки народов мира», «Детская энциклопедия»… Все для сынишки, для Илюши, который на сегодняшний вечер отправлен к приятельнице.

Вроде все у нее, у Инны, в порядке. Особенно это заметно даже не здесь, а в той, в большой комнате, откуда сюда приглушенно доносятся топот ног, музыка и нетрезвые, плывущие голоса, хохот и выкрики. «Хай левел», как она когда-то хотела, мыкаясь по снимаемым комнатухам: красивая дорогая мебель, влажно мерцающий в полусумраке хрусталь, бордовые гардины, живопись на стенах, вполне приличная, высококлассный японский музыкальный центр «Сони» – все супер.

Малышев это спокойно оценивает, отчасти даже проецируя в прошлое – как бы узнавая. Инна ведь и тогда умела – достать, если что очень нужно, договориться. Она и ему, равнодушному к этой стороне жизни, внушала: только эстетика, только качество! Отвратительно чувствовать себя убогой, а для женщины это особенно важно – все, от обстановки до одежды, до постельного белья, до аромата мыла и косметики на ванной полочке или в сумке… Можно быть не очень красивой, но уметь преподнести себя так, что никто и не заметит. Главное, не дешевить. Не мелочиться.

Малышев прислушивается к взрывам веселья в соседней комнате. Не дает ему покоя Иннина улыбка. Возможно, ей и вправду приятно, что он внезапно вспомнил про ее день рождения, что он – помнил.

А позвонил-то он ей не вдруг – с трудом разыскал ее телефон по давнишним общим знакомым, никто почти не знал, говорили, что пропала, не слышно про нее ничего. Было время – года два-три спустя после института (он еще не потерял ее окончательно из виду), – когда она работала в Четвертом управлении, в том самом, кремлевском. Может, и не решился бы позвонить, помня об их последнем объяснении, но все другое, кажется, было исчерпано: лекарства нигде не было. Ни в одной аптеке. А нужно позарез – отцу. Врач сказал, что именно это, швейцарское, может помочь. Если достать.

В том и проблема.

Малышева и озарило. К тому же день рожденья. Совпало.

Возвращались они вместе с Сашкой Полетаевым, который, оказывается, тоже жил на Северо-Западе, так что им было по пути. В метро поспели прямо перед самым закрытием.

В пустом грохочущем вагоне Полетаев, плюхаясь неуклюже на сиденье, то ли спросил, то ли констатировал, обращаясь к Малышеву:

– Инка-то, молодчина, квартиру оторвала, а? В самом центре. И дом что надо… Умеют же люди!

– А что, были какие-то сложности? – поинтересовался Малышев.

– Ты называешь это сложностями? – усмехнулся Полетаев. – Да ей, наверно, горы пришлось своротить, чтобы перебраться сюда из своего Бибирева.

– Почему ей? – поинтересовался Малышев. – А как же муж?

– Какой, к чертям собачьим, муж? – Полетаев воззрился на него покрасневшими, нетрезвыми глазами. – Какой муж? Ты что, с неба свалился? Это же фиктивный брак, он и не должен был прийти, этот муж, потому что он – фикция. Самая натуральная. И весь этот спектакль исключительно для всяких Инкиных дел. – Сашка рассмеялся. – Да ты чего, старик? Там же сплошь нужные люди были, не усек, что ли? Муж! Ну ты и сказанул. А я-то думал, ты в курсе, вроде вы старые знакомые. С тех пор, как ее бросил прежний, она все сама… Даже профессию поменяла, никакой тебе больше фармацевтики. Зря, наверно, все-таки чистая работа, надежней, чем агентом по недвижимости. Понятно, деньги. Впрочем, ей видней. Она баба умная. Вытянула же. А был момент, когда все плохо было, так плохо!.. – оОн махнул рукой.

Полетаев еще что-то бормотал, из чего в вагонном грохоте Малышев половину, наверно, не улавливал.

Между прочим, он так и не спросил про лекарство. Не получилось. А может, просто не захотел, не решился…

Не больше пяти минут до отправления, он даже перестал поглядывать на часы – что толку? Словно сговорились: без билета нельзя, проверки каждый рейс, отсылали в следующий вагон, в другой конец поезда – удобный прием, а там еще куда-нибудь. А то просто отрицательно качали головой: нет и нет! И денег брать не хотели.

Шут его знает, что там у них происходило, может, какая-нибудь очередная кампания по борьбе с безбилетниками, или вид его не внушал доверия – встрепанный, шальной: понимаете, надо, кровь из носу, ну чего вам стоит?

Не действовало.

Сломя голову снова летел, наталкиваясь на провожающих, сначала к пятому, потом к седьмому, потом к одиннадцатому, и вдруг понял: и вправду надо, непременно надо! Так это «непременно» было осязаемо, что и утро, раннее питерское мглистое утро, замаячило, по-субботнему пустынное метро, наплывающий из сумрака Троицкий собор, голубовато-серый, – словно уже приехал.

Совсем близко, всего ночь езды, и ведь всегда удавалось, даже вот так внезапно сорвавшись, – свободное место, третья полка, без разницы… А тут просто невезуха. Именно тогда, когда позарез.

Она позвонила накануне, днем, неожиданно, прямо на работу, далекий голос сквозь шум и треск, прерывающийся: ей кажется (кажется, кажется…), они друг друга теряют, еще что-то грустное – сквозь чьи-то встревающие, металлически дребезжащие голоса.

Ты меня слышишь?

Потом несколько раз пробовал прозвониться сам – безуспешно: то линия недоступна, то номер занят. И как бы ответно накатило: похоже, что так… теряют.

Больше месяца не виделись: ни он к ней, ни она к нему… Столько всякого разного, что вроде и не обязательно, еще и неожиданная срочная командировка в Пензу, встречи, разговоры… Все прочее отодвинулось, отдалилось, Питер в том числе, с ней вместе.