Ковчег огня - Хлоя Пэйлов

— Сэр Кеннет упоминал о том, что все жители Годмерсхэма, кроме жены Галена, стали жертвами чумы. Так что, как мне кажется, в этом и есть смысл первых двух строчек.

— Правильное предположение. Что касается третьей строчки… — Подняв стакан, Кэдмон отпил небольшой глоток. — Это типичное предостережение, какое можно встретить в любом средневековом труде.

— Лишь рыцарь, чистый сердцем, может искать священную Чашу Грааля, верно?

— Мм… ну, что-то в таком духе.

Кэдмон принялся медленно барабанить пальцами по деревянной столешнице, погруженный в размышления. Через несколько мгновений его пальцы уже выбивали быструю дробь.

— Я так понимаю, это хороший знак.

— Настолько хороший, что у меня яйца зачесались, — грубо пошутил он, хлопнув ладонью по крышке стола. — Если я не ошибаюсь, «блаженный мученик» — это не кто иной, как Святой Лаврентий, мученик.

Эди порылась в банке памяти. Имя показалось ей смутно знакомым. Потребовалось всего одно мгновение, чтобы она нашла нужный файл данных, тот, в котором говорилось о том, что Гален пожертвовал обилие священных реликвий местной церкви.

— О господи! Гален спрятал Ковчег в…

— В церкви Святого мученика Лаврентия! — воскликнули они хором, торжествующе улыбаясь.

— Согласно указаниям в Ветхом Завете, — возбужденно продолжал Кэдмон, подчеркивая пальцем последнюю строчку четвертого катрена, — когда Ковчег Завета был установлен в храме Соломона, в святая святых, у входа был повешен занавес, чтобы закрыть доступ к святой реликвии. Именно тогда появилось выражение «за занавесом», потому что никто, даже жрецы храма, не мог входить в это священное пространство.

— Из чего следует, что в последней строчке содержится прямая ссылка на Ковчег. — Дождавшись кивка Кэдмона, Эди сразу же сменила тему: — Итак, когда мы трогаемся в путь?

— У нас под рукой нет расписания автобусов. Однако, полагаю, мы сможем добраться до Годмерсхэма где-то к полудню. Если же возьмем машину напрокат, то раньше.

— Ого, я удивлена, что ты не хочешь ехать прямо сейчас, — с издевкой произнесла Эди. — Подумаешь, на улице проливной дождь.

— Хотя мне не хочется думать о том, что приз достанется Макфарлейну, нам необходимо отдохнуть.

В этом вопросе у них было полное согласие.

— Ты думаешь, церковь сохранилась?

— Мм. Трудно сказать. В ходе многочисленных религиозных войн, бушевавших на протяжении столетий в нашем маленьком островном королевстве, было уничтожено множество церквей и монастырей. Однако не позже чем завтра мы выясним, уцелела ли церковь Святого мученика Лаврентия.

— Кстати, мы понятия не имеем, где именно на территории церкви был спрятан Ковчег.

— А я и не говорил, что нас ждет легкая прогулка.

Отодвинув кресло, Кэдмон встал. Когда он подошел к раздвинутой кровати, комната наполнилась меланхолическими звуками сюиты для виолончели Баха. Эта музыка показалась Эди похоронным маршем.

Не обращая на нее внимания, она украдкой наблюдала за тем, как Кэдмон схватил с ночного столика банку с печеньем.

Кэдмон Эйсквит был необычайным человеком. Его живой, острый ум производил на Эди впечатление.

Когда он подошел к столику в углу, сжимая в руке банку с печеньем, Эди почувствовала что-то неладное: выражение его лица было уже совсем не таким торжествующим, как всего мгновение назад.

— Ого! Что случилось? Ты больше не на седьмом небе от счастья?

Кэдмон протянул ей банку печенья с шоколадом:

— На, возьми.

— А ты сам не будешь?

Отмахнувшись, он сел за стол и задумчиво произнес:

— Уж слишком чистым и аккуратным получается решение. Слишком очевидным.

— Возможно, Гален хотел, чтобы решение было очевидным.

— Если бы это действительно входило в его намерения, он не стал бы заморачиваться с катренами.

Также потеряв вкус к сладкому, Эди отодвинула печенье в сторону.

— Так, вижу, к чему ты клонишь. — Спустившись на землю, она снова уставилась на написанное от руки четверостишие. — Быть может, не слишком чистое решение придет к тебе утром.

— Или тебе. Твой квадрат последовательного пути Ковчега отчетливо показал твои способности к аналитическому мышлению.

Чуточку воспрянув духом, Эди улыбнулась:

— Тебе понравилось, да?

— Это одно из того многого, что мне в тебе нравится.

Ответ Кэдмона вызвал сожаление по поводу того, что двуспальная кровать была раздвинута.

— Ну, знаешь, и ты мне тоже нравишься.

На самом деле очень. Быть может, больше, чем следовало, если учесть, как мало Эди знала об этом человеке. Помимо того, что он учился в Оксфорде, работал в МИ-5, а недавно написал книгу, она не знала о Кэдмоне Эйсквите ничего. Одно дело — человек-загадка, и совершенно другое — человек с прошлым.

Но, с другой стороны, она сама также не торопилась на откровенность.

— Кэдмон, я уже давно хотела сказать тебе одну вещь, — неожиданно выпалила Эди. Когда голубые глаза Кэдмона впились ей в лицо, она, внутренне приготовившись к ответному удару, вздохнула: — Я тебе солгала.

— Здесь нет ничего, кроме груды истлевших костей.

Услышав это, Стэнфорд Макфарлейн посветил фонариком в разрытую могилу, в которой стоял по грудь его помощник. Под обутыми в высокие армейские ботинки ногами Бракстона валялись бренные останки Галена Годмерсхэмского. И много грязи. Могила быстро заполнялась водой, ночное небо разверзлось, и дождь хлестал косым занавесом.

Затем Макфарлейн посветил в лицо гарвардскому аспиранту, дрожавшему у противоположного края могилы. Луч окрасил золотистым блеском дождевые капли.

— Вы сказали, что сундук должен быть здесь.

— Основываясь на катрене, я посчитал весьма вероятным, что золотой сундук находится в могиле Галена. — Специалист по Средневековью, ставший похожим на мокрую крысу, пожал плечами. — Что я могу сказать? Мы сделали ставку и проиграли.

— Может быть, вы неправильно поняли катрен?

— Гм… такое возможно… — почесал затылок аспирант. — Но мне действительно казалось, что я расшифровал стихи правильно. В этом вся беда среднеанглийского языка, каждое слово имеет несколько значений. Эй, ребята, вы ничего не имеете против, если я посижу в машине? Иначе, побыв под дождем еще немного, я точно заболею и умру.

Отключившись от жалобного скулежа очкарика, Макфарлейн тщательно обдумал свой следующий шаг, понимая, что этого момента ему пришлось ждать двадцать пять лет. Ибо двадцать пять лет назад, вскоре после взрыва в Бейруте, к нему обратились археологи Майкл и Габриэль. Посланные Богом, чтобы вытащить его из грязи.