Представитель - Алекс Орлов

– Спасибо, – поблагодарил Флангер, затем посмотрел на Майка и, хитро прищурившись, сказал: – А ты знаешь, что я здесь самый главный из всех людей «Клаус Хольц компани»?

– Нет, сэр, – честно признался Майк.

– А знаешь почему?

– Нет, сэр.

– А я тебе скажу, ведь ты – золотой парень. Я главный потому, что знаю все бассейны кванзинового угля, стоимость которого зашкаливает за триллионы кредитов. Усекаешь?..

– Начинаю усекать, сэр, – медленно ответил Майк, пытаясь выловить суть из сказанных Флангером слов. – Так что же такое бассейн?

– Бассейн, братец, это территория, на которой, если снять несколько метров грунта, можно добывать окаменелый кванзин просто так – тупыми экскаваторами – Гуго забросил в рот горсть орехов и, ожесточенно их пережевывая, продолжал: – Но беспокоит меня только одно, Майк. Знаешь что?

– Что?

– То, что руководство «Клаус Хольц компани» захочет меня убрать, как только я закручу здесь все дела...

– Как это убрать?

– А очень просто. – Гуго показал указательный палец. – Пух! – и нету.

Высоко, под самым потолком, еле слышно журчал кондиционер. В оконное стекло бились мошки, принимавшие отражение садившегося к горизонту солнца за электрический свет.

«Какие же вы глупые, – подумал Больцер, наблюдая хоровод суетливых насекомых. – И как же вы похожи на людей. Та же целеустремленность и та же ошибочность в выборе цели».

В душевой перестала шуметь вода, и в комнату вошел сосед Больцера по номеру – Панопулос. Вчера его зацепило, но сегодня Панопулос снова был в хорошем настроении, хотя весь его правый бок выглядел одним большим посиневшим кровоподтеком.

– Хорошая здесь вода – мягкая. Теперь это большая редкость.

– Почему редкость? В любом рейсе мойся на здоровье дистиллированной водичкой – мягче ее не бывает.

– Нет, я имею в виду в стационарных условиях. Вот как сейчас – хороший номер, отличная жратва и горничные, которые не прочь заработать.

– Откуда информация про горничных? – спросил Больцер, приподняв голову. Женщины входили в перечень его интересов.

– Вчера Рыжий с Гунно истратили таким образом сто кредитов на двоих.

– Сто кредитов – это много.

– С доставкой в номер – совсем не много.

– Ты был у Сержа? – спросил Больцер, снова уставившись на бившихся о стекло мошек.

– Был. – Панопулос осторожно присел на свою кровать и, достав из сумки баночку с мазью, начал не спеша натирать бок.

– Что он сказал?

– А что тебя интересует?

– Мы будем глушить этих парней или нет?

– Серж сказал, пока нет. Нашли общий язык.

– Что это значит?

– Это значит, что дня через три все повторится снова.

– Понятно.

– А ты чего спрашиваешь? – неожиданно поинтересовался Панопулос.

– Тебя удивляет, что я задаю вопросы о работе?

– А может, ты дрейфишь.

Панопулос намеренно выводил новичка из себя, проверяя, на что тот способен. Вчера, в холле, он вел себя не слишком уверенно, что дало Панопулосу основание заподозрить Больцера в трусости.

Он ожидал, что сосед вспылит или, наоборот, начнет оправдываться, однако тот не отреагировал никак. Больцер просто лежал с закрытыми глазами, лишь нога подергивалась в такт какой-то, слышной одному ему мелодии.

– Между прочим... – Панопулос закончил намазывать отбитый бок и надел футболку. – Между прочим, что за баллоны спрятаны в твоей сумке? Уж не средство ли для вытягивания пениса?

На этот раз Больцер открыл глаза, в его руках оказалось вдруг непонятно откуда взявшееся устройство, которое он и направил на неугомонного соседа. Тот ничего не успел сообразить, как сжатый воздух выплюнул заряженную парализатором стрелу и она вонзилась в грудь Панопулоса.

Бедолага смог еще подняться с кровати, но тут же неловко взмахнул руками и, будто подломившись, с грохотом повалился на пол.

Больцер с минуту наблюдал погасавший за стеклом закат, потом встал и, подойдя к окну, стал смотреть на уродливые здания центра города. Они не подчинялись никакой архитектурной мысли – они просто существовали, как животные в джунглях, которым ни до кого нет дела, кроме врагов и жертв.

Больцер старался успокоиться, но ничего не получалось. Тогда он подошел к Панопулосу, выдернул капсулу и убрал ее в карман. Затем выволок из-под кровати свою сумку и, открыв потаенный кармашек, достал шприц, заряженный специальный отравляющим раствором. После такой инъекции человек гарантированно спал десять часов и просыпался с ощущением жесточайшего похмелья.

– Ну что, парень, давай дернем по маленькой. Отпразднуем нашу маленькую победу...

С этими словами Больцер нагнулся над Панопулосом и, нащупав вздувшуюся вену, ввел в нее полную дозу:

– Готов мальчик.

Больцер разогнулся и потер кулаком поясницу. Вчера, во время этой дурацкой перестрелки, ему пришлось попрыгать козлом, чтобы не получить верную пулю.

– Готов мальчик, – повторил он и, нагнувшись, несколько раз сильно ударил Панопулоса по лицу. Губы превратились в лепешку, а из разбитого носа хлынула кровь. Это будет означать, что Панопулос не только напился, но и нарвался где-то на крепкий кулак. Именно так завтра Стефано Больцер будет объяснять ему ситуацию. И понятно, что Панопулос уже не вспомнит о емкостях, которые заметил в сумке Больцера.

Утро выдалось светлое и солнечное, однако Серж Персоль, командир наемников, прибывших для поддержки миссии Гуго Флангера, выглядел мрачнее тучи. Он терпеть не мог, когда пьянствовали в неурочное время.

– А ты, Больцер, почему не остановил эту сволочь? – строго спросил он у новичка.

– Я увидел его уже таким, сэр, – пожал тот плечами. – Слышу, кто-то царапается в дверь – открыл, а это он. Морда разбитая, несет как из бочки, ну и все такое...

– Хорошо, – кивнул Персоль, затем приблизил лицо к растерянно моргавшему Панопулосу и прошипел: – Я должен бы пристрелить тебя, Фидо, но меня удерживает только то, что вместе мы прошли слишком длинный путь... Сукин ты сын.

С этими словами командир ушел, а Фидо Панопулос взъерошил слипшиеся волосы и уставил на Больцера мутные глаза:

– Слушай, но я же ничего не помню...

– Это неудивительно, – пожал плечами тот.

– Но я же раньше никогда так не напивался. Ну, пропускал рюмочку-другую, но никогда... Ты мне веришь?

– Охотно верю, друг, но что ты от меня хочешь?

– Я... Я не знаю... – Панопулос глубоко вздохнул. – И башка трещит, как от прямого попадания...