Бердолька Чарли и Гертруды Богранд - Д. Мицкис

– Наверняка гренадёры уже проверяют вокзал.

Минута.

И вот Гертруда увидела одного из гренадёров. В красном хитоне с жёлтым гербом «G» он ходил по платформе, всматриваясь в лица окружающих. Дедушка Филипп повернулся к нему спиной. Гренадёр медленно направлялся к ним.

226-й Сумеречный опаздывал. В ожидании прошла минута. Гренадёр прошёл уже половину пути. Две минуты. Памятник «Дама с бриллиантами» на башне с часами приветственно ему улыбнулся. И вот свет поезда показался далеко в лесу. Клубясь густым дымом и громко просигналив, он медленно сбавлял ход.

Через несколько секунд поезд остановился.

Гренадёр подошёл к дедушке Филиппу и хотел уже попросить документы, как вдруг к нему подпрыгнул Кристофер:

– Мистер! Мистер гренадёр! – кричал он как ужаленный. – Я не могу найти маму. Маму! Понимаете? Моя мама! Мама-мама-мамочка! Нет её ни там, ни здесь! Мистер гренадёр! Мистер! Она куда-то вышла. Поезд прибыл, а я не могу уехать без неё!

Гертруда не могла поверить, что Кристофер может так мастерски лгать.

Тем временем дедушка прилагал максимум усилий, чтобы держаться спокойно и не выдать себя. Он поцеловал внучку, пообещав обязательно – при первой же возможности – прислать «молнию», и зашёл в вагон.

Поезд стоял всего минуту, когда послышался сигнал отправления. Клубы дыма показались над паровозом. И поезд тронулся, медленно набирая ход. Гертруда помахала дедушке Филиппу. Она радовалась, что всё закончилось хорошо.

Дождавшись, когда поезд скроется в Мрачном Тумане, Гертруда вздохнула с облегчением. С радостными мыслями она прошла к зданию Ветхого вокзала и уже думала, как будет благодарить Кристофера за помощь… Как вдруг весь мир будто перевернулся.

Гертруда увидела троих гренадёров. Они направлялись к ней навстречу. Один из них, держа Кристофера за ухо, прокричал:

– Мисс Бо́гранд! У вас большие неприятности!

Это было ужасно. На чёрных экипажах Кристофера и Гертруду доставили в Обвинительный Зал Верховного СтраСуда. В тёмном помещении уже собрались не менее пятисот судей в лиловых хитонах и белых масках. Они недовольно кричали, бросаясь обвинениями.

Требовали «засудить и немедленно изгнать» Кристофера и Гертруду:

– Krino! Krima! – кричали одни.

– Krites! – кричали другие.

– Засудить!

– Изгнать!

Кто-то кричал о позоре, кто-то – о неподобающем поведении. Некоторые даже говорили о предательстве.

Судьи продолжали скандалить – даже когда один из гренадёров внёс в Обвинительный Зал Верховного СтраСуда два свитка, передав их одному из кричавших: «Изгнать! Krites! Немедленно изгнать!»

– К порядку! К порядку! Kataginosko! – попытался перекричать всех заседающий судья. И лишь когда стало немного тише, он обратился к Гертруде. – Мисс! Удалось ли вам вспомнить, по какой причине вы оказались в Монастыре Святой Марии, а затем – здесь?

Гертруда никак не ожидала такого вопроса. Поэтому не успела собраться с мыслями. К горлу подкатил ком. Судья повторил:

– Мисс Бо́гранд! У вас были воспоминания?

– Эм… – хриплым голосом произнесла Гертруда. – Наверное. Да.

По залу пробежал шёпот. Гертруда отчётливо слышала, как судьи называли её имя. Некоторые указывали пальцами в её сторону. А несколько судей даже помахали ей. Заседающий судья продолжил:

– Сегодняшняя ночь, надеюсь, помогла вам. Мисс Бо́гранд, ваше время – Consolamentum – истекает. Крайний срок – первое воскресенье после полнолуния, наступающего не ранее весеннего равноденствия двадцать первого марта. Пасха. Вам необходимо вспомнить! – И тут у судьи изменился голос. – Что касается искупления вины. Все участники Сообщества «Плющ» уже получили соответствующие уведомления. Вскоре им предстоит искупить вину за ваше нарушение во время Светлых Ночей. А именно – участие в запрещённых мероприятиях и ношение маски подлеца. Вина не подлежит сомнению. Вы обязаны явиться по повесткам в указанный срок. Вам понятен приговор?

– Да! – выкрикнул Кристофер.

Заседание Верховного СтраСуда не продлилось и десяти минут.

Следующие два дня оказались для Гертруды настоящим адом. Родители всех участников Сообщества «Плющ» получили повестки из Верховного СтраСуда. Эти повестки – в дополнение к гневным письмам Роданны Диаволикк – стали ударом для бабушки Матильды (она так и не рассказала, что с ней произошло в ту ночь, когда Кристофер и Гертруда помогали дедушке Филиппу сбежать).

Мать Эдварда в красках описала: именно Гертруда «оказывает тлетворное влияние на несформировавшиеся детские умы». И даже привела несколько «аргументов», почему Гертруду необходимо исключить из Сообщества, дописав, что «никогда не сомневалась в её невоспитанности»:

Бо́гранды – не из нашего круга. Им чужды нормы морали, наши правила и наше воспитание. Их исключение станет спасением для всех нас.

В повестке из Верховного СтраСуда не была указана дата искупления вины. Не говорилось и о самом наказании. Но Гертруда верила, что всё будет хорошо. Главное – дедушка Филипп остался на свободе. И хотя он так и не прислал ни одного письма, бабушка Матильда не теряла надежду и отправляла ему «молнии» каждый час.

Гертруда не понимала, почему искупать вину необходимо именно за «вечер масок подлецов», а не за побег дедушки Филиппа. В одной из «молний» Кристофер поделился мыслью, что это наверняка как-то связано с воспоминаниями:

Может быть, твой дедушка помог тебе что-нибудь вспомнить?

И вскоре Гертруда поняла: помог вспомнить не дедушка Филипп, а его побег. Когда она написала об этом Кристоферу, следующей его «молнией» был короткий, но странный ответ:

Как сказала миз Азария Рафаи́л, «если звёзды зажигают – значит, это кому-нибудь нужно». Вероятно, ради твоих воспоминаний дедушке Филиппу позволили сбежать. Мы с тобой правду вряд ли узнаем.

* * *

В томительном ожидании искупления вины проходили дни (всё это время Гертруда пыталась разобраться в записях блокнота Мистера С. – в нём была сплошная тарабарщина).

Хотя Пёстрая и Сырная недели пролетели незаметно, горожане провожали зиму. Родительский день каждый посвятил общению с ближними, родными, друзьями. В Скоромную среду и Мясопустную субботу вспоминали тех, кто вскоре должен был здесь оказаться. Для них специально пекли блины. Блины также раздавали детям, угощали друг друга колевом.

В Прощёный день все просили друг у друга прощения за причинённые за год неприятности и обиды.

Кто-то пел, кто-то – сжигал чучела из соломы под звёздным небом: считалось, что с ними уходили все невзгоды. По 66-й улице дети скакали верхом на кочерге с криками: «Лето, приходи! Прощай, зима сопливая!»