Партизаны не сдаются! Жизнь и смерть за линией фронта - Владимир Ильин

— Вам чего?

— Мне ничего. Я просто хочу узнать, откуда ты такая свалилась на нас с Голиковым, — шутливым тоном сказал я.

— Вот те раз, свалилась! Это вы свалились на меня. Я должна тут вас кормить, стирать и все за вами убирать.

— Ну, ты, Нина, не сердись. Я пошутил. Но все же скажи, откуда ты и почему Агапоненко именно тебя послал сюда жить с нами?

— Ох ты! Так Коля Агапоненко меня уже знает давно. Он же жил в Лавреновичах со своими радистами в нашем доме.

— Ах вон оно что!

— А на днях нам пришлось с сестрой Ольгой уйти из деревни, так как немцы хотели нас угнать в Германию. Вот мы и пришли к вашему командиру с просьбой, чтобы он принял нас в партизаны, как хорошо знакомых ему. Сначала он не хотел принимать, сказал, что комбриг запретил брать в партизаны девушек, а потом все же разрешил нам остаться. Меня он направил к вам, а Ольга осталась в лагере.

На этом наш разговор неожиданно прервался, так как из шалаша послышался слабый голос Голикова:

— Эй! Кто там есть? Дайте попить!

Нина схватила кружку с кипяченой водой и несколько смешной походкой вразвалку пошла к шалашу, чтобы напоить там Голикова. Наступила первая ночь нашего пребывания на этом болоте. Голиков всю ночь бредил, стонал, а иногда кричал в бреду. Почти всю ночь я не мог уснуть, прислушиваясь к вздохам и стонам своего больного товарища. К утру он все же заснул спокойным сном. Уже рассвело, я выполз из шалаша и разжег костер. Заглянув в шалаш и убедившись в том, что мои товарищи спокойно спят, я сам прилег на ветках елки у костра и мгновенно заснул. Разбудила меня Нина, толкая за плечо:

— Володя! Володя, проснись, Голикову плохо.

В большой тревоге забравшись в шалаш, я спросил его:

— Саша! Что с тобой?

— Мне надо как-то в уборную сходить, — попросил он.

— Фу ты, черт возьми! А я уж думал, что ты умирать собрался. Сейчас мы это с тобой сделаем. Нина, — попросил я, — сходи от нас пока в кустики, а то мы с Сашей хотим кое-что сделать.

Я кое-как вытащил из шалаша ослабевшего от ран Голикова. Приспособив сделанный из палок стул, помог ему приподняться и сесть на это сооружение. Прошло несколько тревожных ночей и дней, Голикову становилось все хуже и хуже. Раненая рука до самого плеча сильно распухла и воспалилась.

У него все время была высокая температура. Ночью он метался в бреду. Никакой врачебной помощи я ему оказать не мог, так как кроме марганцовки у меня ничего не было. Он почти не ел и сильно исхудал. Я с большой тревогой следил за состоянием его здоровья и с нетерпением ждал прихода Егора. Наконец-то он пришел с продуктами питания для нас.

— Ну, как тут у вас дела? — спросил он.

— Плохие дела, Егор. Я боюсь, как бы Голиков не умер. Прошу тебя, немедленно сообщи Агапоненко о его тяжелом состоянии. Надо что-то делать. Его нужно отправить в госпиталь, а то он здесь погибнет.

Заглянув в шалаш и увидев там спящего, сильно похудевшего Голикова, Егор подтвердил мое опасение:

— Да, плохо дело. Я сам вижу, что он совсем плохой.

— А что у вас там нового в отряде? — спросил я.

— У нас в отряде произошло пополнение. Из Анелина пришел в отряд Игнатович Федор со своим братом Василием, который служил в полиции. Федора комбриг хочет забрать в штаб бригады, но пока он назначил его комиссаром нашего отряда.

— Ну, а что он из себя представляет? Кто он такой?

— Да как сказать. Веселый мужик, интеллигентный, такой разговорчивый, а кто его знает, что у него на уме. Досиделся же он в своем Анелине у бабы под юбкой до тех пор, пока его Агапоненко не привел к нам в отряд, — многозначительно заявил Егор.

Передав нам все новости, Егор поспешил в отряд. На следующий день утром к нашему шалашу приехали Егор, Агапоненко и еще трое совсем незнакомых мне партизан. Они приехали на большой повозке, в которую была запряжена пара добрых коней. Я обратил внимание, что на повозке было много сена и сверху лежал мой пулемет.

— Здравствуй, Володя, — увидев меня, поприветствовал Агапоненко. — Ну, как тут Саша Голиков?

— Плохо дело, товарищ командир.

— Давай пойдем, посмотрим его.

Осмотрев Голикова и вылезая из шалаша, Агапоненко покачал головой, а потом, увидев, что Голиков открыл глаза, спросил его:

— Ну, как ты себя чувствуешь?

— Плохо, — слабым голосом ответил Голиков.

— Ничего, все будет хорошо. Сегодня мы тебя, Саша, повезем в Бегомль на партизанский аэродром и отправим за линию фронта в госпиталь, только дорога дальняя, километров сто пятьдесят до Бегомля. Как ты, выдержишь?

— Ну, что же делать. Буду терпеть.

— С тобой поедет Володя Ильин, Зелютков Алексей и братья Игнатовичи, Николай и Василий. За четверо суток вы доедете до Бегомля. Желаю тебе скорейшего выздоровления.

Пока Егор Короткевич с моими новыми товарищами укладывал на повозку больного Голикова, Агапоненко инструктировал меня по всем вопросам будущей нашей довольно опасной поездки:

— С тобой, Володя, едут хлопцы, местные жители. Проводниками у вас будут Игнатович Николай и Зелютков. Дорогу они почти всю знают, ну а потом расспросите у местных жителей и партизан, как лучше проехать дальше до Бегомля. В основном вы будете двигаться по партизанским зонам, но кое-где вам придется проезжать очень близко к вражеским гарнизонам, поэтому на всякий случай возьми с собой свой пулемет, да и ребята у тебя все вооружены винтовками. Ты будешь у них за старшего, действуй по усмотрению. В Бегомле свяжись с Журавским Иваном, он вам поможет организовать отправку Голикова за линию фронта. Ну, желаю вам успеха, будьте здоровы.

Мы распрощались и тронулись в путь. Итак, мы едем с раненым Голиковым в Бегомль. Это районный центр на юго-западе Витебской области. В декабре 1942 года, в целях срыва вывоза продовольствия из Бегомльского района и предотвращения восстановления мостов через Березину, крупными партизанскими бригадами, а также отрядами была проведена очень трудная операция по разгрому сильно укрепленного двухтысячного гарнизона противника и захвату города Бегомль вместе с прилегающими к нему населенными пунктами. Это были бригады Железняка и Дубровского, а также отряды из бригад Шляхтунова и Медведева, которые дислоцировались в лесах и деревнях на границе Минской и Витебской областей.

Оборона города состояла из двух поясов и отдельных опорных пунктов, оборудованных бункерами и огневыми точками. План проведения Бегомльской операции партизанами разрабатывался с особой тщательностью. Решено было брать город отдельными штурмовыми группами. Каждая такая группа должна была незаметно просочиться в город и овладеть определенным пунктом. Всего было 42 группы, имеющих ограниченный запас патронов.

В ночь на 18 декабря в северной части города после ожесточенного боя партизанские отряды заняли электростанцию, хлебопекарню и склады с продовольствием. На вторую ночь после перегруппировки были выдвинуты четвертый и пятый отряды на дальнейший штурм. И северная часть города оказалась полностью в руках партизан. Но со стороны районного центра Плещеницы к вражескому гарнизону в Бегомле спешило подкрепление численностью до батальона. Тогда партизаны блокировали все подступы к Бегомлю со стороны Минска и окружили вражеский гарнизон с трех сторон. Находящиеся там гитлеровцы оказались в тяжелом положении: они могли остаться без боеприпасов, без бензина и без продовольствия. Поэтому под вечер 19 декабря, после усиленной минометно-артиллерийской подготовки, противник сделал попытку выбить партизан из города, но безрезультатно. Теперь у немцев оставался единственный выход — оставить город. Пользуясь темнотой, противник начал поспешно уходить из города. К утру Бегомль был взят партизанами.