Мятеж броненосца "Князь Потемкин-Таврический". Правда и вымысел - Владимир Шигин

Но если мы даже приблизительно не знаем, сколько матросов вообще было предрасположено к революционной работе, то как мы можем с точностью до одного человека определить, кто из них в какой конкретной партии состоял?

Взять, к примеру, одинокого бедолагу анархиста Е.Р. Бредихина. Если одни потемкинцы именуют его анархистом, то другие считают социал-демократом Скорее же всего, матрос Бредихин не был ни тем ни другим, а лишь время от времени просто рассказывал сослуживцам о своих симпатиях к той или иной партии. Эти рассказы, по-видимому, и запомнили авторы мемуаров.

Такая же история и с минными машинистами Т.В. Скребневым и И.И. Шестидесятым, которых причисляли то к социал-демократам, то к матросам «анархистко-эсеровского толка» (что это означает конкретно, сказать сложно). Тот же Шестидесятый, которого я видел на его столетнем юбилее, рассказывал нам, что уже на «Потемкине» он являлся большевиком. Впрочем, победи в 1917 году эсеры, думаю, он с той же искренностью рассказывал бы, что в 1905 году был именно твердым эсером.

Поэтому, так как источники этой информации никогда не указывались, да и вряд ли вообще существовали в природе, то о партийности матросов судили в основном по характеру их действий во время мятежа. К социал-демократам, видимо, скопом относили тех, кто проявил в событиях наибольшую активность, так сказать, действовал жестко и бескомпромиссно, по-большевистски. Кто много говорил о терроре, того автоматически приписывали к эсерам, ну а кто всех посылал куда подальше (это, видимо, был упертый Бредихин и его ближайшее окружение), — к анархистам.

К примеру, потемкинец Н.П. Рыжий впоследствии вспоминал: «В различии между большевиками и меньшевиками не все из нас разбирались в то время».

Историк Б.И. Гаврилов в своей книге «В борьбе за свободу» пишет следующее: «Исследование материалов восстания на “Потемкине” показывает, что команда с первых его минут разделилась на три группы: участников восстания, его противников и колеблющихся. В источниках названо 129 активных участников, из них 29 были социал-демократами. Выявленное количество членов РСДРП можно считать полным, принимая во внимание слова одного из участников восстания: “Нас здесь 30 революционеров, 30 социал-демократов”». Сразу возникает вопрос а социал-демократы — это не революционеры? Тогда кто же революционеры? Заметим и то, что стихийное разделение на группы матросов во время мятежа не может являться основанием для зачисления их в ряды каких-либо партий.

Игнорируя очевидные неувязки, Б.И. Гаврилов бездоказательно настаивает: «…Несмотря на недостаточную теоретическую подготовку, социал-демократы “Потемкина” выполняли решения III съезда РСДРП и “Централки”, а, следовательно, и сами находились на большевистских позициях.

К группе активистов восстания примыкала группа рядовых участников (около 150 человек), которым классовый инстинкт подсказал выбор революционного пути. Вместе с активными участниками они составили революционное ядро в 300 человек, охарактеризованное секретарем Одесского комитета РСДРП AM. Книпович как “вполне сознательное”. Большинство участников восстания являлось матросами технических специальностей, что характерно для революционного движения на флоте. Распространенное в литературе мнение о наличии в команде членов партии эсеров не соответствует действительности. Матросы с эсеро-анархистскими взглядами на “Потемкине” были, к ним относился и руководитель восстания А.Н. Матюшенко. Однако связей с эсеровскими организациями матросы не поддерживали, о чем свидетельствуют отсутствие упоминаний об этом в эсеровской печати и отказ потемкинцев принять делегата Одесского комитета социалистов-революционеров. Материалы о восстании свидетельствуют, что его политическая программа являлась программой большевистской “Централки”, программой III съезда РСДРП. Частично она отражена в обращениях и прокламациях потемкинцев. Эти документы были рассчитаны на самые широкие слои народа, вероятно, поэтому в них отразилась лишь программа-минимум РСДРП: свержение самодержавия и созыв учредительного собрания, а также борьба против войны, за мир. Поскольку обращения и воззвания, как и все решения судовой комиссии, должны были утверждаться общим собранием команды, можно считать их выражением воли всего экипажа, в том числе и малосознательных матросов. Это свидетельствует об успехах социал-демократов в политическом воспитании членов команды “Потемкина”. Исследование программы действий восставших показывает, что она соответствовала общему плану “Централки” по захвату Черноморского побережья и провозглашению республики. Этот план потемкинцы в дальнейшем дополнили предъявлением ультиматума царскому правительству. К группе колеблющихся относились в основном новобранцы, составлявшие более половины экипажа (около 400 человек). Уровень революционности этой части команды был невысоким. Один из колеблющихся, матрос Л.И. Летучев, вспоминал: “Восстание на броненосце «Потемкин» застало меня врасплох, и оно поразило меня как громом, и я не знал, что делать, к какой из сторон присоединиться… Я не был против восстания и не был «за», потому что не понимал и не разбирался в нем. Я честно отбывал свой долг по службе, слушался новой власти, честно нес вахту в машинном отделении, ходил регулярно на митинги и собрания, слушал ораторов, меня интересовали горячие речи и призывы, но разобраться во всем этом я не мог… Окружающие меня старые матросы были поглощены революционными событиями, а такие, как я, новобранцы, сами ничего не понимали и нуждались в помощи и разъяснении”».

Еще раз повторимся, что никаких документальных доказательств своим рассуждениям Б.И. Гаврилов так и не приводит, а потому перед нами всего лишь его личная трактовка событий, причем ничем не подтвержденная.

* * *

Неожиданное паническое бегство «Потемкина» из Одессы сорвало далеко идущие планы вождя партии большевиков В.И. Ленина. Дело в том, что находившийся в это время в эмиграции в Швейцарии Ленин, узнав о восстании на «Потемкине», срочно направил в Одессу для «политического руководства восстанием» лично преданного ему большевика Васильева-Южина, который вспоминал впоследствии, как Ленин, напутствуя его перед отъездом, сказал: «Задания очень серьезные. Вам известно, что броненосец “Потемкин” находится в Одессе. Есть опасения, что одесские товарищи не сумеют как следует использовать вспыхнувшее на нем восстание. Постарайтесь во что бы то ни стало попасть на броненосец, убедите матросов девствовать решительно и быстро. Добейтесь, чтобы немедленно был сделан десант. В крайнем случае, не останавливайтесь перед бомбардировкой правительственных учреждений. Город нужно захватить в наши руки. Затем немедленно вооружите рабочих и самым решительным образом агитируйте среди крестьян. На эту работу бросьте возможно больше наличных сил одесской организации. В прокламациях и устно зовите крестьян захватывать помещичьи земли и соединяться с рабочими для общей борьбы. Союзу рабочих и крестьян в начавшейся борьбе я придаю огромное, исключительное значение».

«Владимир Ильич явно волновался и, как мне тогда казалось, несколько увлекался, — пишет в своих мемуарах далее Васильев-Южин. — В таком состоянии я раньше никогда не видел его. Особенно меня поразили, и, каюсь, очень удивили тогда, дальнейшие его планы, расчеты и ожидания.